У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

i'm not an echo

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » i'm not an echo » Новый форум » with a gun in your hand


with a gun in your hand

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

with a gun in your hand
Bruno Keele (Cage Emerson) & Raven Welch (Beatrice Davis)
✖ Октябрь 2015 года.
✖ Чикаго, штат Иллинойс (промзона, склад — укрытие)
Now it's your time and you know where you stand
With a gun in your hand, with a gun in your hand
Now I'm no longer an ordinary man
Was this your big plan, your gun in your hand?

0

2

Николас никогда мне не нравился. Чванливый, неосторожный, спесивый. Все то, что способно в любой момент зарубить любое дело на корню. Именно этого я и опасался в работе с ним, но сверху сценарии распределяют не по личным симпатиям и схожести взглядов и мировоззрений: агенты Эмерсон и Рид назначаются десятого мая две тысячи пятнадцатого года на дело по поимке крупной преступной группировки, орудующей по всему Среднему Западу вот уже не первый год.
Пять месяцев. Пять адских месяцев мы находились бок о бок с людьми, которых на самом деле подогревали на медленном огне по пути в не столь отдаленные места, но думаешь, что будет легко разграничивать два мира, две личности, две жизни, ты просто уверен в том, что у тебя достаточно навыков и опыта, чтобы не сойти с ума, работая под прикрытием без малого полгода.
Нет. Ни черта подобного.
Нам выдали фальшивые имена, фальшивые истории, послужные списки, в которых мы, по идее, уже давно варимся в криминальной среде и съели на этом собаку, а значит сомнений ни у кого возникнуть не должно. Но это не прием на работу в компанию по производству канцелярских товаров. Это группа отмороженных головорезов, готовых вскрыть матери горло, если собственная задница падет под удар, поэтому доверие пришлось заслуживать. Потом, кровью и отказом от принципов, которые верой и правдой служили большую часть жизни. От принципов, которые помогали не скатиться на дно на поводу у слабости, усталости и сжигающей агрессии.
Я часто вспоминал своего брата, когда мне начинало казаться, что зараза под видом алчности, кровожадности, жестокости проникает под кожу. Это оказалось так просто и по ощущениям весьма органично, даже не заметишь, глазом не успеешь моргнуть, как ты уже не чувствуешь грани между добром и злом. Все сразу кажется относительным. Это путает.
Поэтому я думал о брате.
Так легче обращаться к себе, к себе настоящему, не Колину Кэхиллу из пригорода Чикаго, владельцу подпольного клуба в Саутсайде, а к Кейджу Эмерсону – пока еще агенту Федерального Бюро, некогда принявшему присягу служить этой благословенной стране.
Криминально-следственный отдел. Номер жетона: FN 03 A015.
Время от времени приходится напоминать произносимой про себя скороговоркой.
Половина жизни положена на то, чтобы малыш Дэнни не закончил свое существование в ближайшей канаве в расчлененном состоянии или замоченным в кислоте. Все начиналось с простого предложения, адресованного нашей матери из уст директора школы: "ваш сын отстранен от занятий". Но малыш Дэнни с улиц так и не вернулся в школу, он предпочел завести себе новых друзей и отравить жизнь себе, матери. Не мне. Я как само собой разумеющееся приложение в виде старшего брата, готовый защищать младшего любой ценой, вытаскивать его из любой ямы и тащить на своих плечах в безопасное для него место, пока он снова не сбежит в неизвестном направлении.
Я видел этих друзей. Приятелей, которых он называл братьями и за которых согласен был сдохнуть, не слыша вдалбливаемых истин в уши. Его слова для меня пустой звук, за желанием помочь, образумить я просто не слушал, не старался, какие к черту старания? Вместо этого срывался на крик, таскал за шкирку, тыкал мордой в кучи наложенного дерьма. Для него это оказалось таким же ненужным и раздражающим шумом. От шума нужно было избавляться любой ценой: тупыми криками или поступками "назло" – очередной побег, очередная кража или мелкий сбыт дури. Всего лишь винтик в огромном механизме, мелкая букашка, которую можно кинуть на раз-два и забыть. И то ведь была не чикагская мафия – так себе, кучка любителей. Поймать и засадить каждого поголовно – работа не повышенной сложности, с которой бы справился и стажер полиции. Но я бы мог запросто представить своего брата внутри такой серьезной банды, как эта. Легко. Здесь тоже есть место для невзрачных сошек и шестерок. Одним бы из таких стал и малыш Дэнни. И с какой бы саднящей болью мне не доставались размышления об этом, я насильно продолжал возвращаться к жалкому образу моего младшего брата, угнетенному, брошенному, убитому за неверное слово или несчастную ошибку.
Дэнни склонен ошибаться.
Я – нет.
За всю карьеру я не совершил ни одной ошибки или осечки, ни одного лишнего движения. Во многом армия научила меня оставаться на чеку даже в самые необязательные моменты. Ни минуты на отдых. Я просто не имел права, иначе можно было бы сразу копать место рядом с ямой брата и самолично опустошать канистру бензина себе на голову.
Со временем сложно было не смеяться над шутками, не шутить в ответ. Сложно было отказываться от выпивки. Сначала по плану с расчетом на доверие, потом добровольно. Сложно вести двойную игру. Поэтому через пару месяцев ты уже перебираешься в "новое" жилье и делишь его с одним из членов банды. Например, с Томми. Томми кажется отличным парнем, когда по вечерам рассказывает про свою маленькую дочь, показывает истершуюся фотокарточку в бумажнике и начинает задавать душевные вопросы, интернируясь твоим прошлым и настоящим, а тебе ничего не остается, кроме как фантазировать и выдумывать правдоподобные истории, в которые сам уже начинаешь верить.
Но каждый раз, когда в голову закрадывались новые сомнения, я находил в себе силы не поддаваться забвению и снова отыскать путь к себе.
Я не Колин Кэхилл, Я не Колин Кэхилл.
А это всего лишь постановка.
Контроль – вот что оставалось у меня в конце. Ощущение полного контроля над ситуацией, которая внушала уверенность в каждом следующем шаге, сказанном слове с тоном человека знающего, человека, который всегда будет на шаг впереди. Но проблема в том, что я работал не один.
С Ником мы старались близко не общаться, чтобы не навлекать на себя лишние подозрения со стороны остальных. Это было бы слишком рискованно. Мы решили рассредоточить свое внимание, чтобы узнать больше информации, но когда время растянулось до пяти с небольшим месяцев, произошло то, чего я опасался: Николас не справился. Он не прошел испытание на прочность, то ли сросся с ролью криминального авторитета воедино, то ли так хорошо прикидывался, но все чаще я стал ловить себя на мысли, что я не понимаю его намерений. Оправдывал манерой вести дела: необдуманно и резко. Иногда это срабатывало, иногда нет, и тогда моей смекалке приходилось вступать в силу и доводить эту партию до ничьи, чтобы к утру остаться при своих головах и целых конечностях. Но нам нужно было выиграть эту игру, необходимо было довести дело до конца и вернуться к привычной жизни. Я хотел вернуться и оглядывался на нее каждый божий день.
Рид потерял это чувство.
А я не мог больше играть его няньку и мириться с халатным отношением, нужно было полностью перехватить инициативу в свои руки.
Сегодня передо мной открылась такая возможность.
Получив новые указания от инспектора Майерса, я дождался Тома в клубе, где якобы значился управленцем. Нередко, когда мы оставались наедине, он первым шел на контакт и говорил больше положенного, поэтому за Томми я взялся крепко еще с первой недели. Он не самое сильное звено в этой цепочке, и это до сих пор выходило мне только на руку. Впрочем, сегодня он был не так разговорчив, как обычно. Сев в машину, он молча с угрюмым выражением лица покатил в сторону окраин, резко свернув на автостраде.
Я пытался вести светскую беседу, занять его рассказами о привезенной партии девочек в клуб – новые танцовщицы с расширенными опциями, силился острить, но осекался, когда понимал, что перебарщиваю. Томми тоже так считал, поэтому наказал мне заткнуться.
– Хочешь мятный леденец? – непринужденно роняю фразу, пока копаюсь в его салоне, как неугомонный мальчишка. Во рту жвачка, я чавкаю, потому что так кажусь глупее. Томми ненавидит такое поведение, но оно для него привычно, а значит я могу быть спокоен.
Недавние разговоры про огромную поставку оружия и наркоты в Среднюю Азию превратились в сухой факт – прямое доказательство. Мы приехали на один из нескольких складов, откуда открывался живописный вид на сотни контейнеров с подарками для наших братьев из дальнего зарубежья.
– Да это Рождество какое-то! – радостный возглас одного из группы. Меня встретили кивками, я заулыбался театрально и сложил руки на поясе, расставив ноги на ширине плеч – рабочая стойка. Радуюсь не меньше. Теперь у нас есть адрес, а это значит, что не успеют подать рождественский пудинг, как отряд по захвату уже будет тут как тут, осталось только дождаться остальных для полного комплекта, а главное – хренова Рида.
Николас соизволил приехать через пару часов. Красные глаза, расширенные зрачки, это начинало меня не на шутку вымораживать. Нетерпеливо отведя его за локоть в сторону, уже спешил отчитать и всыпать по первое число.
– Какого черта ты себе позволяешь, Рид? Что за выходки старшеклассника на выгуле?
Рид отмахивался от меня и щурил недовольную рожу, пока не перешел на личности и стал бросаться аргументами от противного.
– Как разговариваешь со старшим по званию? – вальяжный жест, потянулся за сигаретой и закурил, не преминув выдохнуть прямо мне в лицо. Я же только нахмурил переносицу и машинально отвел голову в сторону, после чего уцепился в него взглядом, ткнул в лицо указательным пальцем, намереваясь и дальше игнорировать подобные выпады под кайфом.
– Не просри все, ты понял меня?
Ребята оживились, завидев наш явный спор, и с понятным мне недоверием покосились в нашу сторону.
– Эй, Колин, что у вас там опять не так?
Томми был прав, случаи нашей конфронтации с Ридом участились, мне все сложнее было сохранять самообладание, ему все сложнее было поддерживать в себе здравый смысл и элементарную трезвость. Ник перехватил мой заискивающий ответ и выпалил прямо.
– У Колина, – выделил фальшивое имя режущей интонацией, – проблемы с тем, что я немного расслабился перед большим днем. Он у нас решил записаться в бойскауты, – на выдохе выдавил смешок с издевкой и ловко пульнул в мою сторону непотушенным огарком. Сукин ты сын. Так и просится наружу, но я сохраняю контроль. Вот он, теплится в кармане пиджака.
Напряжение внутри группы быстро спало на нет, и я с облегчением выдохнул. Удостоверился, что недавно полученный телефон с прослушкой все еще надежно спрятан, и последовал за остальными в складское помещение. Только Рид был не намерен просто так отступать, он цеплял меня глупо и неуместно, подвергая нас с каждым новым произнесенным словом опасности. Намекать было бесполезно, парню уже давно снесло голову, и потому я продолжал играть свою роль и держаться особняком, подхватывая любое движение со стороны остальных.
– Угомонись ты, мудила! – прошипел Бэско, самый раздражительный и психованный тип, каких я только встречал, и направил на Николаса пушку. – Да ладно, брось, это наши с ним дела, – начал я на дружелюбной ноте, но с решением заговорить поторопился. Бэско взъерепенился не на шутку, тыча дулом во всех подряд.
– Какие у вас там дела? Что за дела, мужик? – поднял ладони, выказывая тому мир, подбирая следующий ответ старательнее, осторожнее, но Рид, кажется, не понимал последствий, он продолжал напирать, пока не выпалил фразу с намеком на летальный исход.
– А ты проверь его, может, он засланная крыса? – в глазах на мгновение появился страх, одна доля секунды, тот животный, первобытный страх, который сжал живот, но я успел среагировать уже в следующий момент недоумевающим выражением лица, сложнее было сделать его максимально правдоподобным. Для этого нужно расслабиться.
– Да он совсем обкурился, – выдал, легко посмеиваясь, и сделал шаг с места, как вдруг путь преградили еще трое. Томми вгляделся прямо мне в глаза с тонким прищуром.
– Лучше бы это было не так, – его ответ мог бы остаться незамеченным, но для тех троих амбалов, стоявших передо мной, это означало прямой вызов к действию, и они уже потянулись для того, чтобы провести обыск с головы до пят. Телефон найден, я судорожно подбираю следующие варианты и опции по спасению обеих шкур, при этом не желая смотреть на обдолбанного Рида, потерявшего последние клетки мозга.
– Ты же понимаешь, что если я открою эту крышку и обнаружу там то, чего я не хочу, ты получишь пулю в лоб. Ты это осознаешь, сынок?
Я молчал. Краем глаза заметил, как Ник нервно замельтешил на месте, видимо, осознавая последствия своего неадекватного трепа.
– Молись, – во все горло заржал Бэско и с силой приставил пистолет к моей щеке. Ладони снова машинально приподнялись и я сделал попытку увернуться, но резкие движения сейчас были вовсе некстати. Следом он забрал оружие с пояса и отбросил его в сторону, пока кто-то из банды не прикарманил пистолет себе.
Технический отдел не настолько глуп, чтобы пичкать телефоны жучками, которые легко обнаружить, но и Томми далеко не дурак, и он сразу понял, что здесь что-то не чисто. Он медлил. Смотрел то на меня, то на Рида, пока Бэско сгорал от желания пустить всю обойму мне в лицо.
– Верни ему пистолет, – в ответ дерганный только недоуменно раскрыл рот и завертел головой, пытаясь вставить свое "но", – отдай ему пушку, идиот!
Когда оружие вернулось ко мне в руки, Томми не раздумывал, он решил заключить сделку и устроить проверку.
– Стреляй, – кивок, как в замедленном действии, отошел в сторону обделавшегося Николаса, и тут не было других вариантов. Стреляй, значит убей. – Да, ты правильно думаешь, – когда эта мразь успела забраться ко мне в голову? Не такой уж он и славный парень. Больше всего мне жаль его дочь. Почему я думаю о его дочери? А есть ли дети у Рида? И что бы это изменило? В забытьи, под влиянием тупого страха или чужого разума, я не знаю почему, но пистолет уже был направлен, прицел не сбит дрожащей рукой, потому что она не дрожит. Стало ли от этого еще страшнее?
– Или он, или вы оба отправитесь кормить трупоедов. Если ты, конечно, не хочешь чем-то с нами поделиться на прощание? А можешь придерживаться своей истории и спустить курок.
Выбор жесток. Любой выбор жесток. Ты не можешь решить, что тебе делать со своей жизнью больше половины времени. Выбор преследует, нависает тенью, а иногда он же и не оставляет никакого выбора. Парадокс, не правда ли? Впервые я смотрю на Ника и не вижу перед собой ничего, что могло бы меня остановить, на кону стоит слишком многое. Глаза застилает пелена, стеклянная перегородка, Рид видит этот взгляд и что-то мямлит в неистовых мольбах, пока я примеряю палец на его законном месте.
Бэско кричит мне в ухо, не прикрывая слюнявый рот, но я уже не чувствую того, как он заплевал мне лицо. Давлю курок, теперь кажущийся чересчур тугим, но очередной выкрик Рида лишает его всяческой надежды – жму до упора, и пуля приходится ему точно в лоб. Тело падает навзничь на мокрый кое-где пол с тупым звуком набитого картошкой мешка. Кровь сочится из продырявленной головы и растекается под ним слишком аккуратной лужей. Я запомнил эти фрагменты, подобно двадцать пятому кадру. Презентация слайдов. Фрейм за фреймом, а потом тотальная, абсолютная пустота. Когда толстенная ручища Тома опускается ко мне на плечо размашистым хлопком, даже не вздрагиваю. Убивал ли я людей раньше? Несомненно. Напарников? Ни разу. Но сейчас я об этом изо всех сил старался не думать, иначе на лице вырисовывалась бы неуместная гримаса.
Я Колин Кэхилл. Я Колин Кэхилл.
– Правильный выбор. Он в последнее время нам только мешал, – в ответ мне удается лишь хладнокровно кивнуть.

0

3

beatrice davis

Улыбчивая и кажущаяся такой жизнерадостной женщина задорно протягивает своё дежурное 'Доброе утро, Чикаго!' прямо с экрана телевизора и её звонкий голосок разносится по всей редакции. Восемь утра, а значит она вот-вот высыплет на едва продравших свои глаза людей краткую сводку новостей за последние двадцать четыре часа и в ней не было ничего, что могло бы меня заинтересовать. И что прискорбнее всего: ничего нового. Я лениво перевожу уставший взгляд на экран и пытаюсь прикрыть рот Мисс Улыбке, усердно нажимая на кнопку управления звуком. Тяну руку выше, влево, вправо — ничего не выходит.
— Ну, давай же, — в конце концов я сдаюсь в этом бою, и выпускаю пульт из рук, а тот плашмя падает на небольшую пачку бумаг, покоящуюся на моём столе последнюю неделю.
Клеточка календаря с той самой роковой цифрой, красным маркером обведённая в четыре круга, встречает меня каждое утро и как бы намекает, что времени осталось не так уж много. Я прекрасно это знаю и понимаю, но ускорить процесс никак не могу. Я застряла. Стою на одном месте и терпеливо жду, когда появятся хоть какие-то намёки на продвижение в деле, дабы получить возможность продолжить конспектировать свои мысли, а пока мне абсолютно не с чем работать. Тем, что я периодически насилую мозги ведущему детективу вот уже целый месяц, я ни расследованию, ни себе самой не помогаю. Я могла бы поблагодарить детектива МакКалена за уже предоставленные жалкие крупицы информации, черкануть пару предложений в колонку о том, как прекрасно работает наш полицейский департамент, и успокоиться, но нет. Это не мой вариант.
— Доброе утро, — тихонечко доносится где-то слева от меня и этот голос, увы, я ни с кем не спутаю.
— Доброе, Джонни! Есть что-нибудь для меня? — я всегда любезничала с ним, но точно не уверена почему: из-за жалости, а может быть из вежливости. Мальчик с почтой — так я его называла ещё пару недель назад, пока Эми не подсказала мне имя этого скромного доходяги.
— Благодарю, — мои натянутые улыбки нравятся только ему. Я забираю стопочку из четырёх конвертов; первый летит в мусорную корзину сразу же, второй подкладываю в конец стопки, а на третьем мой взгляд завис. С присущим нетерпением я вскрываю край, не заботясь об осторожности.http://funkyimg.com/i/2eCFa.gif
Почерк ровный, аккуратный. Написано явно не в спешке, скорей всего заранее и с тщательной подготовкой, несмотря на то, что готовить тут, собственно, и нечего: короткий адрес, разбитый в две строчки, да пара побуждающих к действию фраз, повлиявших на меня должным образом сразу после прочтения. Однако отправить мне весточку на стол тоже может быть дельцем не из лёгких при условии, что за каждой старательно выведенной буквой кроется нечто действительно стоящее. Наживка на дурака? Не исключено, я уже сталкивалась с подобным ранее, но сейчас всё иначе. Я сворачиваю шершавый лист бумаги по тем же складкам и убираю обратно в конверт. Обратного адреса нет. Конечно же нет. Мой таинственный источник желает остаться в тени, так что я с радостью буду считать его письмо посланием свыше. Все ниточки, что я некогда держала, оборвались или привели в пустоту, тупик, привели в никуда и закончились ничем. Неприятно себе об этом напоминать, но у меня ничего нет. Возможно, в моих руках находится ни много ни мало золотой билет на шоколадную фабрику. А возможно, напротив, абсолютно бесполезная вещь, кроющая за собой лишь пустую трату времени, которого у меня и так не шибко много. Не проверю — не узнаю. В противном случае, какой из меня журналист? Адресант-загадка знает меня, знает чем я занимаюсь и над чем работаю. Полагаю, он также знал, что я не смогу проигнорировать столь щедрый подарок.
— Дэвис! — Я подпрыгиваю на месте от неожиданности и медленно поворачиваю голову к источнику выкрика. — Зайди.
У нас с Роджером — главным редактором — непростые отношения, но терпимые. Терплю я, терпит он и всё это больше напоминает игру 'кто кого'. Иногда его поведение и манера общения со мной (именно со мной, да) заставляет думать, что когда-то мы заключили некое негласное соглашение, где на мои плечи ложится неприятная роль должницы или кого-то в этом роде. Причём о соглашении знает только одна сторона. Знакомые ощущения? Именно они меня одолевали каждый раз, когда по помещению раздаётся голос Роджера, действующий на всех как разряд дефибриллятора независимо от того, чьё имя он выкрикнул, высунув свою плоскомордую голову из-за двери кабинета. С огромнейшей неохотой я плетусь по коридору, примерно представляя себе то, что последует после того, как закроется дверь изнутри, так что мне на секунду захотелось зацепиться каблуком за ковролин, упасть и расшибиться к чертям собачьим.
— Закрой дверь, — ну вот, началось. Я послушно выполняю приказание, и уже было настроилась внимать всему, что он собирается мне поведать, но в последнюю секунду решаю задать свой тон беседе.
— Если ты опять отправишь меня слушать речь мэра, клянусь, я выпрыгну в окно. Да, знаю, я немного затянула с наркоторговлей, но мой источник затих и.. — счастье длилось недолго, он меня перебивает.
— Немного затянула? Я просил тебя бросить эту тему месяц назад. А ты отойти не хочешь, но и дельного ничего не выдаёшь. У тебя есть хоть что-нибудь?
Я не могла потерять такое количество работы всего за одну минуту разговора, я не прощу себе этого. И ему тоже. Да, мне впёрлись все эти преступления, окутывающие город последние полгода. Вопрос о той весточке решился сам собой прямо в эту минуту.
— Есть одна наводка, пришла сегодня и мне нужно её проверить, но я нутром чую, оно стоит того. — Мне было важно заверить его, что я смогу, я выдам тот результат, который он так ждёт от меня изо дня в день, от статьи к статье и прессует меня, как только может. Роджер знает, что я в тряпки разорвусь, если чего-то очень захочу. Также он знает, что я положила глаз на его место и все мои статьи, связанные с любыми действиями группировки, промышляющей под носом у всего города, и теми, кто так или иначе может быть связан с её деятельностью, даст мне отличный шанс на продвижение по карьерной лестнице. Я усажу свой прекрасный зад в удобное кресло и буду наблюдать, как Роджер собирает своё барахло в картонную коробку. Эми, конечно же, будет сильно переживать, ведь спать с редактором ей больше не светит.
Я замечталась. Такое со мной бывает редко, но метко. Почти что вылетев из кабинета, я вернулась к своему столу, подхватила с вешалки пальто в одну руку, в другую — все остальные вещички и удалилась из редакции.
Когда-нибудь сидели в засаде? Крайне скучное дело, испытывающее терпение и действующее на нервы таким людям как я, нетерпеливым и чрезвычайно любознательным, желающим получить больше, чем имеют. Пальцы нервно барабанили по рулю, перестраиваясь со случайных постукиваний на определённый такт. Глядя через лобовое стекло на огромное складское здание, не внушающее абсолютно никакого доверия, я начинала нервничать и сомневаться в разумности того, что я собираюсь делать. Беда моя в том, что желание сунуть нос везде, где это возможно, в разы сильнее инстинкта самосохранения. Так было всегда, с самого детства, и присутствует по сей день.
Я вышла из машины, осторожно прикрыв дверь и двинулась в обход сооружения. Мрачновато; редкое гарканье птиц, доносящееся откуда-то из зелёной гущи деревьев, шум ветра, путающегося между листьев и веток и больше ничего. Обогнув ещё одну сторону здания и не приметив ровным счётом ничего, кроме двух машин неподалёку, я решилась зайти внутрь.
Чем-то воняло. Вроде бетанола или бензола. Отец питал страсть к работе руками: стоило нам завести разговор о ремонте и тогда существовал всего один вариант развития событий, так что запахи строительных материалов мой нос улавливает на раз-два. Но стоило мне пройти чуть дальше и воздух вновь стал пригодным для дыхания. Пригодным, если вам нравится слегка затхлая с годами застоявшаяся складская атмосфера и пыль, оседающая на ботинках с каждым пройденным ярдом. Стук каблуков, такой размеренный и чёткий, эхом разлетался и поднимался вверх под самую крышу, но не успев пройти и десяти шагов ловлю ухом чьи-то голоса, предположительно мужские. Насторожившись, я тут же замерла на месте и бестолково крутила головой почти что на триста шестьдесят градусов. Голоса доносились из смежного помещения.
Широкие прямоугольные ящики, выставленные друг на друга по три штуки в каждой из своего рода башен, послужили мне укрытием. Слышно теперь достаточно чётко, но видно было всё равно дерьмово — я не могла разглядеть всех, но двоих рассмотреть оказалось вполне реально. Стоит высунуться чуть дальше и мой шпионаж станет последним, что я сделала в этой жизни. В лучшем случае. Что будет в худшем, я даже не берусь предполагать, когда перед моим взором разворачивается целый боевик, не иначе. В груди что-то сжимается, и я рывком хватаю ртом воздух, когда вижу оружие, вдруг появившееся в руках мужчин. Чёрт возьми, мне бы сюда оператора! вдруг пожаловалась самой себе, но, увы, придётся обойтись подручными средствами записи, а именно телефоном. Я не знала и не понимала, какого чёрта тут происходит. Обстановка накалялась с каждой секундой. Какой бы дерзостью я не отличалась порой всё это лишь бравада, моя собственная безрассудность, управляющая телом вместо мозга. Только посмотрите на меня: сижу на грязном бетонном полу за какими-то ящиками и коробками и отчаянно пытаюсь вникнуть в суть не на шутку разгоревшегося мужского спора. Нормальный человек в данный момент искал способ смыться, да поскорее. Нормальный человек сюда бы и не сунулся, если на то пошло. Очевидно, понятие о нормальности сейчас не имеет никакого значения ни для кого из всех здесь находящихся. А чего ты ждала, глупенькая, направляясь сюда? Да чего угодно, но не назревающей перестрелки. Мне совершенно не нравится то, что я вынуждена наблюдать. Словно всё не взаправду и они вот-вот разойдутся. Я ещё никогда так жестоко не ошибалась.
Выстрел. Всего один, громкий и резкий, мягко ударил своим эхом куда-то под дых. Я зажимаю ладонью рот так сильно, как могу, чтобы не дай бог проронить хотя бы звук. Молчи. Молчи, дура, молчи!
Я не хочу на это смотреть и вновь прячусь за ящиками, вся ёжусь и сжимаюсь.
Он застрелил его. Застрелил. Вереница одних и тех же слов замкнулась в круг и словно бешеная карусель вертелась в моей голове снова и снова, быстрее и быстрее. Меня сейчас стошнит. Закрываю глаза, жмурюсь, вновь распахиваю, но всё ещё не могу осознать увиденное. Надо валить. Я пробую встать, но колени подкашиваются, я ударяюсь спиной о проклятые ящики, и вся моя укромная башня из ящиков с грохотом рассыпается подобно спичечным коробкам.
Всё пропало. Три пары чумных глаз уставились на меня. Время будто замедлилось, почти застыло. Проходит ещё пара секунд, прежде чем я решаю бежать со всех ног, не оглядываясь.
Я металась из стороны в сторону, кидалась из-за одного контейнера к другому, пока окончательно не потерялась, осознав, что заблудилась практически в трёх соснах. Подобно белой мышке, ищущей выход в лабиринте, я пыталась сделать то же самое, только времени у меня мало. Биение сердца, этот сумасшедший ритм, отдаётся в висках и бьёт по ушам, на несколько секунд оглушая меня, но сквозь мнимую глухоту я всё же отчётливо слышу топот коней, преследующих меня по всему складу, куда бы я не свернула и за каким углом не спряталась. Я не могла собраться с мыслями, чтобы принять хотя бы одно трезвое решение, а не тупо прятаться по тёмным углам. Воздуха в лёгких не хватало, я едва не задыхалась; нужно было выждать момент и бежать снова. Выход совсем близко и я вижу его отсюда, когда вдруг осмеливаюсь выглянуть одним глазком из укрытия. Меня трясло, буквально колотило, и оставалось лишь молиться ради того, чтобы остаться в живых. Мне ещё никогда не было так страшно.
Голоса кажутся всё отдалённей и отдалённей: они побежали в другую сторону? Значит, у меня есть шанс, всего один момент. Я поднимаюсь на ноги, собираясь рвануть с места вперёд, но тут же врезаюсь в мужскую фигуру и отскакиваю назад. Где теперь моя неразумная храбрость? Превратилась в дрожь, бегущую по телу от макушки и до самых пят.
Кровь хлынула к лицу, моментально бросило в жар. Полное остолбенение и нет пути отхода; наверняка это конец. Мне крышка.

0

4

KALEO – WAY DOWN WE GO
- - - -
But before the fall
Do you dare to look them right in the eyes
Тело вот ещё мгновение назад живого Рида осталось остывать. И только Бэско приблизился к нему, чтобы лишний раз проверить на предмет жизнеспособности. Убедившись, что тот недвижим, выпустил в него оставшиеся пули, самозабвенно упиваясь моментом.
Чертово животное.
Остальные не хотели иметь ничего общего и потому удалились сразу же, как Томми затеял эту игру в верю – не верю. Сейчас он даже глядеть в сторону убитого не желал, бросил лишь один взгляд, полный брезгливости и презрения. Томми, этот человек, который на самом деле из себя ничего особенного не представляет, но отчего-то считает себя выше всех тех головорезов вокруг, того же Бэско. Оно и понятно, Томми не занимается мокрухой, больше нет, но не так давно он сам вышел из трущоб и буквально на коленях ползал, лишь бы ему поручили хоть какую-нибудь работенку. Дочери нужна была операция, пересадка костного мозга – такую сумму не отработать в офисе, на стройке или в забегаловках, пусть даже и за большие чаевые, не озолотиться и за счёт мелкого наркодилерства. Томми, и без того имевший определённый вес на улицах, этого было недостаточно. Кому какое дело до районных «крышевальшиков», когда есть озерца покрупнее. Так он попал к Рибизи. Марку Рибизи – главарю этой группировки, которого видели единицы, но Томми оказался у него на хорошем счёту и за короткое время стал одним из приближённых вельмож.
Парню просто повезло, но тот уже решил, что взобрался на гору.
Все это время я боялся смотреть кому-то в глаза, но парадоксально делал это, буквально не отнимая взгляда то от Томми, то от Бэско, который пребывал в состоянии эйфории от своей тупой кровожадности. Неестественно распахнутыми зенками пялился и не мог унять дрожь от напряжения в пищеводе. В горле пересохло, и я не способен был выудить ни слова с тех пор, как палец надавил на курок, да и нужно было придумать вескую причину, чтобы снова произносить слова. Теперь любая реплика должна быть обработана холодным и точным разумом без права на ошибку. С меня достаточно неверных движений.
– Что с тобой, Кэхилл? Поднести ведерко? – в неожиданно высокомерном тоне заговорил со мной Томми, и я будто отмер. Разомкнув сухие губы, сглотнул комок и сделал над собой усилие, чтобы не дрогнуть ненароком.
– Все отлично! Ну что, за дело? – хлопок в ладоши, я потираю руки в фальшивом предвкушении, стремясь поспешно отвести пристальные взгляды и внимание от случившегося. Томми все ещё с недоверчивым прищуром вглядывается в меня, но уже делает шаг, еле заметным кивком указывая следовать за ним.
– Бэско! Оставь бедолагу в покое, – обратился он к неугомонному хмырю, который не оставлял попыток поглумиться над бездыханным телом. – Ты из какой чащобы вышел?! Ведёшь себя, как дикарь.
Рёв раздался эхом и был неожиданно прерван звуком падающих ящиков откуда-то со спины. Грозный взгляд Томми устремляется в сторону источника шума. Мой следует за ним. В углу за разрушенной баррикадой мелькнули светлые волосы и женский стан.
– Какого хера! – перешёл на крик Бэско и уже со всех ног ринулся к ней, по пути перезаряжая пистолет. – Ты че там рыскаешь, сука? А ну иди сюда! – любопытная незнакомка срывается с места и несётся со всех ног, сшибая на пути попадавшие ящики. Я побежал следом, чтобы предотвратить ещё одну не нужную никому смерть, разве что Бэско, но этому мешку с костями лишь бы продырявить кому-нибудь голову ради забавы. Девушка, явно слепленная не из того теста, чтобы тягаться с отшибленными бандюганами, вскоре рухнула наземь, путаясь в ногах. Тут же попыталась встать и продолжить бегство, но Бэско оказался ловчее и быстрее, он ещё раз рявкнул в её сторону и целился прямиком в лоб.
– Привет, красавица, – тошнотворно заигрывающе произнес он и опустился на корточки, дулом пистолета уткнувшись той в подбородок, – дай-ка разгляжу тебя получше. Ну же, милая, посмотри на меня. Что такое? Испугалась? – издевался точно над пойманным в капкан зверьком, который угодил-то в этот капкан только по своей неосторожности. Но какого черта эта особа забыла тут, я даже и прикинуть не мог навскидку. На копа под прикрытием она не похожа, ровно как и на кого-то из наших, что-то вроде любителя острых приключений или обычная залетная птичка, попавшая не в то время и не в то место. Так или иначе, я должен был положить конец этим играм в кошки-мышки и наконец обрел голос.
– Оставь её, – громко и почти в приказном тоне вступаю, на что Бэско реагирует в своем стиле: дёрганно и негодующе, но мне всё равно, чем ответит этот тупоголовый: раскроет, пристрелит. Приоритеты расставлены четко, но только не ценой чей-то случайной жизни. – Я сам, – однако продолжаю смягченно, норовясь обезвредить Бэско чувством доверия. Мы же только что выяснили, что на меня можно положиться, а значит ни к чему продолжать весь этот цирк. – Я разберусь со всем, иди за Томми, сообщи, что у нас гости. Нужно срочно сворачиваться.
В глазах тупое непонимание, а в голове, наверное, перекати-поле, и я раздраженно повторил, подгоняя его отсюда как можно скорее. – Что в словах «иди за Томии» тебе не понятно, кретин?! – сыграть роль плохого парня с заслуженным авторитетом – исполнено, но злость подделать было невозможно, этот узколобый ублюдок вымораживал меня с первого дня, а тут такая шикарная возможность отыграться, – шевелись, твою мать!
Бэско после долгой паузы и гудящего молчания нехотя поднялся, перед этим напоследок проведя грязной ладонью по лицу девушки, а затем зашагал в указанную сторону. Как только тот оказался на безопасном расстоянии, я подбежал к беглянке и поторопился поднять её на ноги. Заметил глубокую рану на правой лодыжке, из которой во всю сочилась кровь. Без лишних разговоров принял её вес на себя и помог добраться до ближайшего укрытия, где бы нас еще какое-то время не смогли бы обнаружить Том и компания. Сильной помехой стали попытки девушки вырваться, она без разбору колотила меня и отбивалась от помощи, которую расценивала, видимо, как акт агрессии. Справедливо, учитывая, сколько она успела увидеть и услышать, но я не обращал на все её конвульсии никакого внимания, задавшись целью теперь спасти нас обоих.
Добравшись до места, где опасность больше не угрожала, я прислонил девушку к стене, крепко придерживая за плечи. Она тяжело дышала и уже начала стенать, моля о пощаде.
– Мисс, прошу вас, кем бы вы ни были, пожалуйста, замолчите! – несвязное лепетание заставило меня усомниться во вменяемости случайной жертвы, и потому я с предельной серьёзностью и сосредоточенностью посмотрел ей в глаза, взывая к здравому смыслу. – Смотрите на меня... Смотрите на меня! – особа на мгновение застыла, затаила дыхание, и я, поймав момент, хотел было успокоить её и выложить карты на стол заранее, как она со всей оставшейся в ней силой зарядила коленом промеж ног. Несмотря на растерянность, удар пришелся четко и точно в цель, боль молниеносно схватила за низ живота и заставила колени согнуться, пока из глаз сыпались искры прямо на заблеванный асфальт. Я опустился поражённо на землю и потерял всякий контроль над ситуацией, в то время как бойкая блондинка удирала восвояси. Спустя минуту справившись с болью, я оглянулся и с оставшейся гримасой на лице проводил её развевающиеся волосы взглядом.
Томми подоспел как раз вовремя, обнаружив мою корчащуюся фигуру, даже помог мне подняться.
– Сорвалась, – кряхтя, на выдохе выдавливаю я, не отнимая руки от паха.
– Ничего, мои ребята найдут эту тварь, – с ненавистью ко всему живому, резко заявляет Томми, и по-приятельски, как ни в чем не бывало, хлопает меня по плечу и вручает недавно изъятый телефон. – Живой?
Активно киваю и складываю руки на поясе. Телефон убираю во внутренний карман, где ему и место. Удавка на шее душит, и я гневно снимаю галстук, утирая им рот.
– Живее всех живых, босс.
Операция сорвана. Сделка не удалась.
Кучками все расселись по машинам и успели укатить до того, как кто-нибудь присел к ним на хвост. Меня же Томми попросил задержаться, дождаться самого Рибизи. «У него есть к тебе разговор.» Неоднозначное заявление, но смысла в том, чтобы размышлять об этом и выдумывать новые запасные пути отступления, больше не было, как и времени. Дождавшись, когда весь экипаж отчалит, я не медля доложил о статусе Майерсу. Новости о смерти Рида выпалил как констатацию факта, но не без сожалений замолчал, дожидаясь ответа от командующего, который мог в одночасье стать началом конца на этой службе. Однако Майерс оказался более толстокожим, чем я предполагал. Прервал продолжительную паузу холодным приказом замести все следы и первым же делом отправляться в штаб.
Я не знал, чем были продиктованы его намерения, но приказ есть приказ. Не было времени на чувства грызущей совести, которая начала вдруг просыпаться после полного опустошения, и потому я заставлял себя концентрироваться на реальном положении вещей.
– Так точно, сэр! – решительно спешу закончить разговор, но начальник привлекает внимание сказанным следом с большой толикой сомнения.
– Нет, Эмресон. Залягте на дно, я отправлю за вами Купера. Дождитесь его. Как поняли?
Замедляю шаг и на долю секунды медлю с ответом.
– Эмерсон, как поняли меня? – Майерс повышает тон.
– Есть, сэр, – не мигая, выдаю на автомате и продолжаю ход навстречу к ближайшему шоссе.
– Выполняйте.

0

5

beatrice davis

Вы когда-нибудь оказывались под дулом пистолета? Когда-нибудь смотрели на него в упор, теряясь в догадках: будет ли это отверстие, обрамлённое сталью, последним, что вы увидите? О, это незабываемое чувство! Непередаваемое. Говорят, что в мыслях всего за долю секунды проносится целая жизнь, начиная со своих первых шагов и заканчивая вчерашним ужином из магазина за углом. Говорят, что сразу вспоминается всё дорогое и любимое: родители, семья, дети, собака, которая останется не покормленной в случае твоей кончины или золотая рыбка, смытая в унитаз в школьные годы. А кому-то на ум успевают и прийти заслуги: что я успел сделать в этой жизни и что ещё мог бы успеть? Это киношное клише, словно никому ненужное одолжение: подумай хорошенько, перед тем как пуля разнесёт твой мозг в кашу, забрызгивая всё вокруг. На деле всё иначе: у меня не появилось ни единой мысли в голове. Ощутив холод металла, приставленного к моему лицу кольта, всё, что я чувствовала — смесь страха и отвращения к ублюдку возле меня. Чем ближе он придвигался, тем сильней моя голова вжималась в плечи. Каждый сокращённый между нами дюйм казался огромным расстоянием, и мне хотелось заорать, чтобы он убрался, оттолкнуть это животное от себя, но нет. Меня трясло; я дрожала, как осиновый листик, и молчала, всего за мгновение потеряв свой дар красноречия, будто того и не было.
— Я сам.
Сердце больно ёкнуло и зависло, пропустив удар.
Меня всегда раздражало это определение — слабак, или слабачка, — и действовало словно красная тряпка для быка. Сама я тоже к слабакам не относилась: какие бы обстоятельства не складывались, процесс решения проблемы запускался во мне автоматически, и я не успокоюсь, пока не найду это решение. Сейчас же, забитая в уголок, словно раненое животное, я никак не могла понять, что именно мешало мне хотя бы попытаться дать отпор: страх ли? Боязнь получить пулю в лоб вслед за тем неизвестным, чья густая тёмно-красная кровь устилает бетонный пол в другом конце помещения. А может кусочек здравомыслия? Боязнь сделать что-то не так, не вовремя, потеряв возможность потянуть время, и разозлить этих линчевателей ещё сильней, тем самым приблизившись к своей кончине собственными силами. Линчеватели. Вот кто они. Они и все им подобные! Мой напуганный щенячий взгляд, взгляд слабачки, метался от лица одного мужчины к лицу другого. Их непонятный спор вводил в ещё большую растерянность.
Но вот какое дело: только что заручившись разделаться со свидетельницей и, казалось, так и собравшись поступить, мужчина начинает пугать меня ещё больше, только теперь уже не угрозами, а нелепыми попытками заткнуть и утихомирить потенциальную жертву.
Мой мозг сработал как по щелчку пальцев. Момент. И вот всего один чёткий удар даровал мне свободу. Я кинулась удирать со всех ног с проклятого склада. Я неслась к машине, и на бегу судорожно нащупывала в карманах кольцо с ключами; как бы не торопилась, всё время казалось, что я медлю и меня вот-вот схватят за шкирку.

* * *

Бам, бам, бам, бам! Я лупила ладонью по двери, украдкой оглядываясь по сторонам, не привлекла ли соседского внимания, к слову, абсолютно не нужного. Опираюсь на косяк двери, затем на саму дверь; я едва ли могла наступить на левую ногу: стоило хоть чуть-чуть перенести вес, и острая боль появлялась тут как тут, пронзая тысячью иголок весь участок от раненой лодыжки до самого бедра. Устало заношу руку, чтобы вновь начать барабанить в дверь, но та вдруг открывается, и моё тело стремится прямиком на пол, но чудом оказывается подхваченным.
— Мне нужна твоя помощь, — задыхаясь, бормочу я, и окончательно сдаюсь в этом раунде.
Во всей квартире практически не было света. Я попросила Элиота всё выключить и хорошенько задёрнуть шторы. Несколько по-царски раскинувшись на диване, я поверить не могла, что наконец-то добралась до какого-никакого пристанища. В ботинке всю дорогу хлюпала кровь — это единственное, что я ощущала до недавнего времени, пока болевой шок не прошёл, оставив на своём посту править ноющую боль и жжение от малейшего прикосновения. Элиот выглядел растерянным и озадаченным, но вопросов не задавал. Он прекрасно знает, что я сама всё выложу, когда буду готова говорить, а пока всё, чего я от него хотела, чтобы он привёл меня в божеский вид.
Мы познакомились два года назад. Я сбила собаку, когда в спешке неслась по дорогам, выезжая из пригорода. Я всегда с особым трепетом относилась к дворовой живности, проникалась их печальной судьбой. Однако в тот раз вся моя любовь оказалась вывернутой наизнанку. Я довезла бедолагу до первой попавшейся ветеринарской клиники, забыв про все дела, ждавшие меня в городе. Там-то я и познакомилась с доктором Харпером, что сейчас мастерски управлялся с мой лодыжкой, напоминая, что вообще-то он ветеринар. И советовал поскорей обратиться в больницу. Не потому, что он не хочет мне помочь или до сих пор злится на меня за своё вдребезги разбитое сердце, а потому что вообще-то он ветеринар. И ещё он вколол мне что-то успокаивающее, но не уверен, что этого будет достаточно, дабы боль от увечья не беспокоила меня хотя бы сутки, потому что вообще-то он ветеринар.
Я начинаю вспоминать, почему не захотела строить с ним какие-либо отношения.
А, кстати, тот пёс так и не выжил.
Раскалывалась голова, глаза слезились от едкого сигаретного дыма, наполняющего помещение, а внутри всё тряслось, так что время от времени меня передёргивало, как нервнобольную. Я смотрела на свои бледные руки, лежащие на столе передо мной, на кисти и сеть тянущихся вен вдоль них. На тонкие пальцы, едва держащие почти истлевшую сигарету. Пепел вот-вот упадёт на поверхность стола, и без того засратого ещё до моего появления. Прелесть холостяцкой жизни: можно устроить срач и жить в нём месяцами, или ровно до того момента, когда кто-то придёт в гости.
― Что произошло? ― Элиот осторожничает и задать вопрос так тихо, будто боится собственных слов. Мой рассказ походил на собирание мозаики: я пыталась всем скопом выложить куски в общую картину, но фрагменты терялись, и я вырывала из памяти отдельные куски, позже дополняя их чем-то из другой части повествования. Разделяя свои односложные и порой несвязные предложения молчанием, я рассказала ему почти всё, кроме главного.
― У него во лбу дырка красуется, Элиот, ― я строго отчеканиваю каждое слово, добиваю сигарету последней затяжкой и тушу. ― Вот, что там произошло. А теперь дай мне свой лэптоп.
Элиот и не моргнул. Он просто замер. Застыл. А когда всё-таки пришёл в себя, то лишь коротко выругался и выполнил просьбу. Я подняла взгляд на настенные часы: минутная стрелка дрогнула последний раз в этом часу и начала новый круг, новый день. Мысль о том, что я всё-таки дожила эти сутки должна была как-то обнадёживать или.. даже не знаю. Эта мысль не давала мне ровным счётом ничего. Всё, о чём я могла думать — это не сон и не отдых, не Элиот, с озабоченным видом расхаживающий взад-вперёд, а чистый лист с мигающим курсором в самом его начале. Наверное, это сумасшествие — думать о работе при таком раскладе дел, но погодите-ка. Что ещё мне остаётся?
Разумеется, я не сомкнула глаз и наутро ничего не изменилось. Элиот пытался уснуть, но, как он сам в итоге сообщил: спал вполглаза. Оно и понятно, не удивлюсь, если у него вообще разовьётся паранойя. Харпер любезно подбросил меня до полицейского участка. Вообще-то любезности тут было маловато; я никак не могла понять хочет ли он поскорей избавиться от проблемной девицы или рвануть в полицейский участок вперёд меня. В любом случае я его не виню.
Машина плавно затормозила у тротуара.
— Дойдёшь сама?
— Справлюсь как-нибудь, — я старалась казаться такой непоколебимой и готовой к любому повороту, но на деле не имела никакого представления о том, что будет дальше и побаивалась ждущей меня неизвестности.
Несколько неуклюже, но я всё-таки выбираюсь с пассажирского сидения, оказываясь перед входом в участок. Внутри меня всё сдавилось — чувство, уже ставшее привычным. Не думала, что будет столь сложно. Я оборачиваюсь и наклоняюсь, чтобы заглянуть в окошко машины. Некрасиво так прощаться всё-таки.
― Мне жаль, что пришлось втянуть тебя. Мне было не к кому пойти.
Элиот как-то рассеянно смотрит на меня и молча кивает головой в знак понимания.
— Ты бы съездил к маме в Висконсин или где она там у тебя? Передавай привет.
Он усмехается. Приятно видеть. Уехать для него сейчас самый лучший вариант.

* * *

Процесс дачи показаний казался процедурой длиною в вечность. Я мало разбираюсь в системе, используемой нашей любимой чикагской полицией, но, когда меня попросили в третий раз рассказать всю историю от начала и до конца третьему по счёту человеку, мне это, мягко говоря, не понравилось. Ещё больше не понравилось, что третьим слушателем оказался федерал.
Я старалась дать максимум из того минимума информации, которым владела, но, по какой-то причине, этого недостаточно: всё ещё в допросной. Ещё пару дней назад я и не думала, что когда-то тут окажусь. В фильмах часто это убогая комнатушка, напоминающая палату психбольницы революционных лет, освещаемая тусклым светом для усиления атмосферы и чувства загнанности в угол. Мне повезло сидеть в более приятных условиях, хотя едва ли хоть что-то можно назвать здесь приятным. Тёмное беспроглядное стекло в стене: оно смотрит на меня или я смотрю на него? Кто там? Но интерес пропадает так же быстро, как и появляется.
   Чем дольше я тут сижу, тем меньше хочется разговаривать. Хорошо бы передать ситуацию в руки адвокату. Но тут передо мной раскрывается жёлтая тонкая папка; специальный агент Купер, как ранее представился, аккуратно кладёт передо мной фотографию и пододвигает поближе.
— Этого мужчину Вы видели?
― Да, это он, ― хватило нескольких секунд, чтобы с полной уверенностью дать ему ответ. Я отодвигаю фотографию обратно. — Только тут выглядит поприличней.
Лицо агента недовольно хмурится, а я всё ещё не понимаю, что тут происходит.
— Так я могу идти или как?
— Боюсь, что нет, мисс Дэвис. Не можете.

* * *

Всё время немного знобило. Я то и дело ёжилась, обхватывала себя руками и пыталась думать о чём-то приятном, например, о каком-то спокойном и тихом местечке, где бы я сейчас могла находиться и прихожу к одному простому выводу: где угодно, но не здесь.
Меня снова пробирает до костей, когда кто-то из двух крепких ребят, сидящих впереди, лишь на несколько секунд открыл окно, а беспощадный холодный ветер тотчас ворвался и унёс из салона тепло, в котором мы находились последние полчаса нашей весёлой поездки. Конечно, ничего весёлого тут и в помине нет, а кроме язвительно-едких замечаний и недовольства во мне практически ничего не осталось. Но и тут не всё гладко: свои замечания я стала держать при себе после нескольких весьма недоброжелательных ответов от моего сопровождения. Таким образом, собрав комплект из четырёх 'нет' на все мои просьбы, вскоре я утихла, свернулась в три погибели на заднем сиденье и молилась о том, чтобы не сдохнуть от холода к тому моменту, как мы приедем в пункт назначения. Ещё минут через десять мне захотелось есть.
— Мой живот прилип к позвоночнику, — я вдруг решила сообщить им эту важную информацию, надеясь на остановку и лёгкий перекус, но всем плевать на мой живот. Останавливаться также запрещено. Я не ела пару дней. Просто потому, что ничего в горло не лезло. Больше ни о чём не спрашиваю — снова будет 'нет.' Я, расстроенная собственными умозаключениями, обиженно скрещиваю руки на груди и вжимаю голову в плечи. Всегда подозревала, что ФБР-вцы те ещё сволочи.
Вся эта неизвестность и абсолютная непроглядная темнота, поджидающая там, где-то там, куда меня везут, пугает больше всего. Условия просты: ни звонков, ни е-мейлов, ни писем, ни чего-либо ещё, что могло бы дать мне связь с внешним миром. На протяжении неопределённого срока я буду скована и ограничена в своих действиях, я не смогу делать того, чем обычно занималась в своей повседневной жизни. Всё ли так прискорбно на самом деле ― этого я тоже не знаю. Ужасное, просто отвратительное чувство — позволять неизвестности править бал, прекрасно зная, что долго этого не вынесешь. Ничего нет. Никого нет. Никакой информации. Никаких новостей. Вот они ― издержки жизни в современном обществе. Стоит оторвать что-то удобное, что-то комфортное и нагретое под задницей, как мы тут же впадаем в ступор и не знаем, как нам быть. О работе, конечно же, мне тоже придётся забыть. Думаю, по возвращению из отпуска меня уволят к чертям собачьим.
Машина идёт ровно, под колесо не попадает и маленького камушка. Мы едем уже очень долго, и я слишком устала, чтобы бодро держаться до приезда.
Мне снилась какая-то отборная чушь, неприятная и странная. Такие сны обычно будто проходные: не запоминаются, не воспринимаются. Могу лишь с уверенностью сказать, что то была сборная солянка из всего пережитого мной за последние семьдесят два часа. Мне снился тот самый выстрел. Снова и снова мозг воспроизводил один и тот же момент, будто издевался, а я пыталась убежать, бежала без остановки, пока не поняла, что ношусь по кругу.
Я просыпаюсь от лёгкого расталкивания: один из мужчин разбудил меня, осторожно потрепав за плечо.
— Всё в порядке?
Неуверенно киваю и приподнимаюсь на локте.
— Мы почти приехали, — он вновь отворачивается и продолжает говорить, теперь уже смотря чётко вперёд. — На месте нас встретит агент Эмерсон. Он будет с Вами все последующие дни Вашего пребывания здесь, по каким-либо вопросам также обращаться к нему.
— Класс! У меня есть нянька. — Я недовольно хмыкаю и готовлюсь выбираться из салона. Зад окаменел, а ноги требуют разминки (по крайней мере та, что осталась невредимой). Машина сбавляет ход и заворачивает к дому. Лениво вываливаюсь на воздух, щурюсь от яркого дневного света. Что-то всё равно не так; мне тут не нравится, я хочу вернуться обратно, домой. Хочу вычеркнуть саму себя из программы защиты свидетелей и вернуться к прежней жизни. Но нет. Много хочешь — мало получишь. Один из сопровождающих взял мои сумки, наскоро собранные буквально за пару часов, и попросил следовать за ним.
Одноэтажный, вполне себе миленький дом белого цвета. Такой же, как дома напротив и там — дальше, вниз по улице. Прекрасная стриженая лужайка сочного зелёного цвета и сплошной забор по периметру. Хорошо, даже слишком хорошо для укрытия. Как и снаружи, внутри всё оказалось также аккуратно и чисто, почти стерильно: светло, просторно, никакого барахла, вокруг всё нужное и необходимое, но ощущения пустоты не создавалось. Если бы я не чувствовала себя отнятой у вселенной и отрешённой, то наверняка бы выразила симпатию подобной обстановке. Мы проходим в гостиную. Всё верно: нас ждали. Меня ждали. Агент, ранее проводивший мини-инструктаж, представляет своего коллегу и меня тут же подкашивает, я ухватываюсь за дверной косяк.
— Какого чёрта?! — единственное, что я в сообразила произнести. Хочется заорать: это он! Это он был на складе! Повежите ублюдка и уведите сейчас же! Но никто не пошевелится.
— Вы в своём уме? — быстро оглядываю двоих, что привезли меня сюда, а затем презрительно кидаю третьему своё категоричное и никого не интересующее: — Я с тобой здесь не останусь.

0


Вы здесь » i'm not an echo » Новый форум » with a gun in your hand


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно