No-one sees, what it's like
You and me, you and I
NITESKY BY ROBOT KOCH FT. JOHN LAMONICA
В последнее время в моей работе нет такого понятия, как смена или выходной. Все смены и все выходные я приезжаю на объекты, чтобы контролировать своих ребят, но так уж вышло, без дела сидеть не могу, поэтому на все их уговоры отправиться отдыхать, я засучиваю рукава и помогаю заливать бетон. В этом месяце началось строительство детского центра, поэтому я особенно был рад приложить практические усилия к этому благородному делу. Не то чтобы строю из себя благодетеля, но это для меня это принципиально важно – общественная польза и тому подобное. Ничего себе, все нуждающимся. Я нуждаюсь лишь в законной бутылке пива и любимой женщине под рукой, мы люди мещанские, простые, больше и не надо. А ещё я просто обожаю думать о том, что мой отец никогда бы просто так не согласился взяться за проект, который не принесёт прибыль его заказчикам, а значит и ему тоже. Не помню, чтобы Майкл был меркантильным с
человеком, но да, он гораздо практичнее меня, потому что у меня нет двоих сыновей и жены, нет нуждающихся родственников седьмого колена, которым папа всегда подаёт руку помощи, поскольку является в то же время самым добродушным человеком на моей памяти. Конечно, он заботился о прибыли, иначе бы как он стал тем, кем стал?
Но я все равно шёл своим путём, даже когда за мной никто не наблюдал и не давал практичных советов. Это как кредо, знамя, которое ты проносишь через всю свою жизнь: я не такой, я вот какой! Идеалист.
А в идеале хорошо бы и вправду смотаться домой, принять душ, может даже застать там Хоуп, которая давеча перевезла почти все свои вещи ко мне в квартиру и вот-вот должна была переступить порог в качестве полноправной моей сожительницы. Теперь домой хотелось лететь, зная о том, что скоро вся эта канитель с Кевином и её барком закончится, по крайней мере, я, она, мы на это очень рассчитывали, чтобы зажить, с позволения сказать, долго и счастливо, во что трудно было поверить не только мне, но и всем тем, кто хоть немного меня знает.
- Неужто Киля захомутали! Где бы записать! - Фрэнни выходит из барака в рабочем комбинезоне и с синим планшетом в руках. - На вот, распишись, тебе там материалы новые привезли. На этот раз вроде без брака. Обещали после обеда выплатить неустойку.
- Ты знаешь, что ты незаменимый работник?
- А ты знаешь, что ты чертовски хитрая морда, которая не собирается давать мне прибавку?
- И тебе хорошего вечера, Фрэнни.
Хлопаю её по плечу и весело подмигиваю, снимая с головы каску и кидая её в салон машины.
Фрэнни и я когда-то, скажем так, тусовались вместе, ничего серьезного. Но урок о том, что с коллегами встречаться не самая лучшая идея, я усвоил хорошо. Сегодня я веду себя максимально дружелюбно, поддерживая тёплые приятельские отношения во всей нашей компашке умельцев, но Франческа никогда не упустит момента отфутболить какой-нибудь шибко колкий комментарий в мою сторону. Должно быть, ей просто-напросто нравится играть в эту игру, а я не сопротивляюсь. Чем бы дитя ни тешилось.
Впереди меня ждал мягкий диван, матч, полутеплая пицца на толстом тесте, и со всем этим я планировал разобраться до того, как Эгертон закончит бороться с преступностью и явиться в наш дом. Обычно мы не устраиваем никаких особенных романтичных ужинов и посиделок под луной, но я частенько брал поваренную книгу или вспоминал мамины рецепты, чтобы удивить Хоуп своими шедеврами кулинарии. Не скажу, что каждый раз у меня это получалось. Помню, как сварил какой-то французский суп, так нас чуть с отравлением не забрали. С тех пор страницы с первыми блюдами я обхожу стороной.
В квартире меня ждал полнейший бедлам, но этот бедлам только поднимал настроение. Коробка с надписью: "осторожно, хрупкий груз" некстати попалась под ноги, и я чуть не проехался носом по скользкому ламинату. Озадачившись, раскрыл коробку и обнаружил там бесполезно красивый чайный сервиз, который Хоуп наверняка планировала доставать в особых случаях: визит Королевы, её родителей, например, что казалось мне равнозначным. Интересно, мне все-таки придётся с ними знакомиться или обойдёмся открыткой на Рождество?
Сири отказывалась распознавать мою команду позвонить Хоуп и я собственноручно набрал её. Голосовая почта. Опять. Пытался позвонить ей по дороге, но она тоже не ответила. Если снова оставила телефон в раздевалке, мне придётся приклеивать его ей ко лбу.
- Душа моя, тут какие-то коробки с явно дорогой посудой, которая совершенно точно досталась тебе от баронессы прабабушки, поэтому предупреждаю, я убираю их в кладовую, чтобы тебя потом инфаркт не хватил от пропажи. Ты где? Уже жду тебя дома. Наши снова проиграли Детройту. Давай быстрее, хорошо?
Делаю глоток пива из идеально холодной бутылки и поглядываю в экран, где Орлы просто бесцельно слонялись по полю в своём массивном снаряжении и собирали вопли разочарованной толпы.
Прошло достаточно времени с тех пор, как я закончил разбирать прочие коробки и контейнеры, причём вышло это машинально – не знал, чем себя занять в ожидании самой Эгертон или хотя бы её звонка.
Первый час, второй, у меня уже потеют ладони и заходится сердце из-за непонятно откуда взявшегося приступа паники. Ничего же не могло случиться, я бы узнал.
Наверное.
Специально не стал поднимать тут собственную бучу и носиться из угла в угол в мучениях и догадках, и продолжил заниматься своими делами, иногда все-таки позванивая на её номер. Но каждый чертов раз гудки переводили меня на противный голос робота-автоответчика, который Хоуп поставила по умолчанию. И каждый раз этот голос все сильнее и сильнее вонзался мне в память как нечто безобразное и пугающее. В определённый момент я потерял контроль и позволил страху окончательно захватить меня.
Все же не может быть хорошо, правда?
Теряясь в мыслях и догадках, я накинул куртку и выбежал из квартиры, все ещё стараясь не думать о плохом.
Поехал сразу в участок – у меня ведь ни черта нет, ни телефонов сослуживцев, ни друзей, ни знакомых, ни тем более семьи. Пришлось действовать решительно, хотя я очень сильно рисковал быть замеченным кем-то из приближённых Кевина или им самим, но в такой момент – это последнее, о чем я переживал.
Как только зашёл, сразу почувствовал нездоровую атмосферу. Я, конечно, теперь нечастый гость в полиции (только в молодости мог себе позволить такую роскошь ночевать в отрезвителе), но запах беды почуял сразу. Меня тут же заприметил какой-то серьёзный дядя, видимо, старший по званию, потому как выглядел чересчур сурово, и расположив руки на поясе, он кивнул в мою сторону:
- Заблудился, сынок?
- Я ищу одну знакомую.
- Да, ну и что это у тебя тут за знакомая? – иронично ответил дядя-старший-по-званию.
- Эгертон, сэр, - запыхавшись, выкладываю я как на духу. - Хоуп Эгертон.
В воздухе повисла пауза. Его окликнул один из патрульных, у которого весь воротник был в крови, та, видимо, совсем недавно перестала хлестать из подстреленного уха.
- Простите, я не понял, где Хоуп? Что с ней?!
Дальше я не помню, чтобы отдавал отчёт своим действиям. В ушах начало звенеть, дыхание сперло к черту. Начальник хмурыми бровями смотрит куда-то мимо меня, а потом снова в упор, и наконец говорит это: огнестрельное ранение, без сознания уже пару часов.
I get lost, all the time
They learn fast, nevermind
You come to, I collide
In the dark, by my side
Есть в фильмах такие моменты, когда все окружающие тебя предметы расплываются и образуют одну вязкую массу, из которой хочется выбраться, но сверху прилетает чей-то пыльный мешок и что есть мочи бьет тебя по затылку, пока искры из глаз не посыплются.
Дорогу до больницы я вряд ли когда-нибудь вспомню. Только отголоском какого-то абсурдного сна. Это же ведь не с нами происходит. Это все невсерьез.
Глаза сухие, будто наполненные песком. Яркий свет клиники усиливает эту резь. На ресепшене меня спокойно встречает говорящая по телефону медсестра, она даже не поднимает на меня глаза, а я неспокойно, с округлёнными орбитами, мечусь по стенам и проезжающим мимо каталкам, чтобы хоть что-нибудь урвать. Медсестра дежурно сообщает мне номер палаты и добавляет, что туда мне, естественно, нельзя, но я уже бегу по коридорам больницы, сбивая пациентов и врачей на своём пути.
Одноместная палата в реанимационном отделении. Через стекло я вижу девушку, которая до боли похожа на Хоуп, но на ней нет лица. Многочисленные ссадины и порезы – это меньшая из бед. Она лежала недвижимая, бледная, почти безжизненная, а машина то и дело издавала этот раздражающий пищащий звук, напоминающий о том, что она все ещё здесь.
Мне всегда казалось, что эта её работа – тоска, она и сама жаловалась на скучные будни, но были и другие будни, о которых она рассказывала с огоньком в глазах, но этот огонёк никогда не заставлял меня по-настоящему волноваться. Пока не произошло это.
Глаза защипало. Я, не мигая, смотрел на эту хрупкую храбрую девушку, прокручивал в голове тысячи разных сценариев, лучше или хуже, но все закончилось тем, что все мои мысли просто провалились в бездну.
Порываюсь войти, пока медсестры сновали туда-сюда, но на пороге палаты появляется рослый мужчина с пластиковым стаканом в руках и тут же впечатывается в меня очумелым взглядом. Этот взгляд прошёл несколько степеней: от извиняющегося до буквально разъярённого. Тогда я понял, что это, должно быть, Кевин. Ему позвонили на правах законного супруга и по случаю той графы в бланках: "С кем связаться в экстренных случаях". В этой графе меня не было, как и в любой другой.
Мы молчали. Что я мог сказать мужу женщины, которую я люблю, но которая, между тем, лежит сейчас недвижимая на больничной койке.
- Сестра, пожалуйста, выведете посторонних из палаты. Прошу вас!
Кевин точно так же узнал меня и оттого сильно занервничал, тут же приказывая выдворить меня в холл.
- Проваливай, - процеживает он мне вслед, а я рвусь назад черёз закрытую дверь и выкрикиваю её имя в надежде, что она сейчас же очнётся.
Underneath, the night sky
You and me, you and I

BARCELONA – GET UP
The motion sickness past, I’ll be the first to stand.
Behind that weathered door, I thought it would be safest.
My head is dizzy now, I thought we’d overcome.
We might not make it home tonight.
Широкая светлая дверь в палату закрылась перед моим носом, оборвав любые попытки докричаться до Хоуп или до кого-нибудь с живым человеческим сердцем. Иначе я не понимаю, кто все эти врачи и медработники. Точно не люди. Разве люди так поступают? Кевин давно превратился для меня в неодушевлённый предмет, просто потому что я не знал и не интересовался его жизнью (не считая его жены), но в то же время я отчётливо понимал, что он сейчас сидит там, а я нет. Человек, с которым она распрощалась не просто так, теперь держит её за руку и думает, что способен своим присутствием вернуть её в сознание. А может и не держит. А может и не думает ни о чем таком... Я не знаю. Но на его месте должен быть я, а не черточка на бумаге. Скорее всего, Кевин отчасти ликовал и теплил в душе надежду на то, что все ещё будет хорошо и вернётся на круги своя.
И, возможно, мне бы не следовало думать о Кевине, но страх сжал все мои внутренности своим большим кулаком и не давал спокойно вздохнуть, путая мысли и подменяя одно другим. Моя собственная голова не подчинялась мне, а мозг будто бы блокировал реальность и начинал придумывать себе отвлечённые темы.
Дергаю ногой и смотрю по сторонам, словно ожидаю чьего-то появления. Чьего-то в принципе. Но на самом деле я ни черта не жду. Мне стоило успокоиться.
Сейчас мне бы, наверное, хотелось, чтобы рядом на этой «скамье запасных» оказался кто-нибудь из родных или близких друзей, но так и не смог придумать, кто бы это мог быть.
Когда мне было шестнадцать, и я разбил свой первый мопед, а заодно одну ногу и пару рёбер, со мной была Джо. Конечно же, мама, но мамам это свойственно, а вот Джо – другое. Она, должно быть, и не вспомнит толком обо мне, да и я молодец, постарался вычеркнуть себя из жизни родственников, постоянно прячась ото всех и убегая, но иногда я вспоминаю, как мы были детьми и делали все вместе, как лазали по деревьям и ломали конечности, вместо сучьев, как сдирали колени, Джо слушала мои сказки и смеялась над моими шутками. Когда мне было шестнадцать, я думал, что во взрослой жизни все будет по-другому, не так, как сейчас, и даже если произойдёт беда, она обязательно обернется чем-то хорошим, потому что всегда все заканчивается хорошо. Ещё мне казалось, что я сам буду жить по-другому, как хочу. Сейчас я тоже живу в угоду своим желаниям, но оказалось, что мои желания не такие уж и грандиозные, а собственная квартира и работа на самом деле не делают тебя счастливее. А беды, прежде чем оборачиваться чем-то положительным (и это если повезет), сначала не оставляют на тебе живого места, выжимая все соки. Наверное, моя проблема в том, что я так и остался шестнадцатилетним подростком, который все ещё смотрит в безоблачное будущее мечтательным взглядом и точно уверен в нем. Но он совершенно не умеет жить в реальности и принимать её. И в этой реальности я себе нравился далеко не всегда.
Потом я подумал про брата. Хотел было даже позвонить ему. Просто так. Но тут же отбросил эту мысль, посчитав себя невменяемым. С братом мы тоже не общались порядочно, появятся лишние вопросы или я просто-напросто поставлю его в неловкое положение. Я ведь убеждён в том, что мне никто не нужен и справлюсь со всем один, но всякий  раз, когда происходит что-нибудь поганое, я как никто другой нуждаюсь в поддержке. Когда у меня появилась Хоуп, я действительно нашёл в ней для себя целый мир, она заполнила все пробелы, которые только могли быть, и мне никогда не приходило в голову по-настоящему оценить это. Ну, знаете, чтобы каждый день говорить спасибо, например, или что-нибудь вообще говорить, чтобы потом не сидеть перед дверью больничной палаты и ждать непонятно чего.
Нога продолжала дергаться. Я встал, чтобы измерять квадратный метр шагами. Не выдержав больше ни минуты, я набрал Табиту, но линия сразу же перевела меня на голосовую почту.
Нервно выдохнув, я с переполняющей меня злобой и раздражением небрежно сунул телефон обратно в карман, желая скорее пробить стену кулаком, чем сесть обратно на место или пройтись до конца коридора.
Медсестра, которая поспособствовала тому, чтобы меня выгнали из палаты, приближалась с папкой в руках и бегло посмотрела на меня, делая вид, что вся эта ситуация её нисколько не волнует. Она, должно быть, боялась, что я сейчас же брошусь на неё с новыми вопросами или требованиями. Мы встретились взглядами, но я ничего не предпринял, наконец усевшись на сиденье, сдаваясь, и поднёс пальцы к губам.
Дверь в палату тихонько открылась через пару минут. Передо мной образовалась фигура Кевина, который безмолвно смотрел в пол или в стену, но только не на меня, и ждал, пока я войду. Сначала я этого не понял, но все равно подскочил с места, как ужаленный.
Все так же молча и недовольно он поджал нижнюю губу, а потом еле заметно стал покачивать головой, когда я юркнул в проем и снова оказался в палате.
Crawling on the ash, she’s pitiful.
She lost her sense of light; she has to hold my hand.
Had I known we might be two kids without their jackets.
.
.
Get up
(I need you)
Get up
Get up

Когда я увидел Хоуп, её дурацкую милую и тёплую улыбку, внутри все двести раз упало и отжалось, а потом снова затрепетало, как сердце шуганного зверя. Глаза округлились и, кажется, не выражали ничего, кроме страха и неверия в происходящее. Я тут же метнулся к койке, не смущаясь Кевина, и аккуратно опустился на её край.
- Привет, - почти шёпотом произнёс я, каждый раз чувствуя помесь боли и счастья внутри от того, что она живая, черт. – Привет... – повторяю потерянно и на мгновение морщу лоб и переносицу, рассматривая раны и ссадины на лице Хоуп. Она выглядит так беззащитно, я не понимаю, как кто-нибудь вообще может причинить вред этому созданию, но я почти всегда забываю в такие моменты о том, что она коп. Провожу пальцами по её волосам и щеке, стараясь не доставить ей дискомфорт или, чего хуже, причинить боль. Её сонное лицо отозвалось на мои прикосновения мягкой улыбкой, которую она пыталась выдать, приподнимая уголки губ.
- Со мной все хорошо, – говорит Хоуп и даже не моргает. Осторожно беру её за руку и переплетаю пальцы со своими, совершенно точно не собираясь отпускать её в ближайшие несколько дней. – Как ты?
Я шумно и резко выдыхаю, выдавливая нервный смешок.
- С ума схожу, – сжимаю её руку крепче, словно от этого все зависело, и пристально, широким, почти детским взглядом, смотрю Хоуп в усталые, но улыбающиеся глаза и пытаюсь перевести дух. Так прошло несколько секунд, после чего наклонился и коснулся губами её тёплого лба, задержавшись ещё на пару мгновений.
- Никогда так больше не делай, – проговариваю тихо, но отчётливо, а затем оставляю нежный поцелуй на её губах.
Кевин на заднем фоне начал кряхтеть и показательно кашлять, но я этого не замечал. Он мог хоть из окна меня выкинуть сию же секунду, самовольно с места я не сдвинусь.
https://49.media.tumblr.com/4ad9dc6f1ba … 50.gifХоуп свободной от капельницы рукой гладила меня по предплечью, и я снова почувствовал себя дома. Все ещё законный муж, так или иначе, продолжал не уходить, более того, он встал и подошёл к нам.
- Ты можешь быть свободен, – это он мне, подумал. Но попыток к действию не предпринял. Решил прикинутся дураком или просто не обращал на того внимания. Только сильнее сжал руку Хоуп и гладил её по бедру через одеяло.
- Я сказал, свободен! – не то чтобы рявкнул, но повысил голос. Мне это не понравилось. Не знаю, кем он себя возомнил, не важно, кем он тут кому приходится, я был крайне не доволен подобным тоном.
- Слушай, я был бы тебе очень признателен, если бы ты держал себя в руках и перестал нервировать Хоуп.
Я отчётливо осознавал, как закипает все его нутро, и он превозмогает неистовое желание врезать мне, но не мог позволить ему вести себя так в больнице, в её палате. – Не то время и не то место.
Кевина это только раззадорило, поэтому он силой оттянул меня с кровати, выдворяя, как последнего щенка. С первой же секунды, как только он схватили меня за шкирку, мне хотелось пройтись по его лицу и размять все это самодовольное мясо, но я сдержался, несмотря на то, что уже сжимал кулаки.
Дверь в палату закрылась у него за спиной, мы остались один на один в холле, если не считать мимо пробегающий персонал. Это означало, что он собирается высказать мне что-то, что я уже знал или предполагал. То есть ничего нового. Оставаться здесь мне не хотелось, слушать его тем более. Ноги не стояли на месте, и я маячил туда-сюда, пытаясь усмирить свою агрессию.
- Уйдёшь по-хорошему или мне придётся позвать кого-нибудь пострашнее медсестры.
Спокойствие спокойствием, но пар из ноздрей все равно повалил. Этот зрелый по сценарию мужик стоял передо мной и кидался угрозами слабого человека, вместо того чтобы беспокоиться о своей жене. В каком-то смысле он так и делал, но уважения у меня точно не вызывал.
http://45.media.tumblr.com/fa996a3da78f … 6_250.gifЯ сунул руки в задние карманы, чтобы держать их от греха подальше, и ошалелым взглядом, наконец, уставился на Кевина.
- Так может уже позовёшь кого-нибудь? Наряд, например. Или сам? – всеми фибрами своего естества я показывал глубокое пренебрежение к этому человеку, точнее, к его поведению.
- Руки марать? Посмотри на себя, поц. Ты же убежишь сразу после первой кочки, бросишь её. Ходок... – с отвращением выдавил он, почти прошипел. – Да я таких, как ты, знаю прекрасно. Я вас давить готов.
Кевин наклонился ближе, чтобы его точно никто, кроме меня, не услышал, а затем как ни в чем не бывало выпрямился с излишне довольной мордой лица.
Мне потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы не сорваться с цепи, и все-таки сохранив самообладание, я усмехнулся и показательно безразлично отвёл взгляд.
- А теперь послушай сюда: там лежит женщина, которую я люблю, и её пару часов назад подстрелили, – указываю пальцем на дверь палаты, – Так вот, вместо того чтобы смотреть на твою кислую рожу, я бы лучше сидел сейчас около неё, делая все возможное, чтобы она как можно скорее поправилась. Твоё опущенное эго – это не мои проблемы, – теперь уже ткнув ему в лицо, я устало удалился, быстро зашагав вдоль по коридору. Мне требовалось ещё немного времени, чтобы отойти, перестать хранить в себе этот сжигающий дотла гнев, но все равно подошёл к стойке регистрации.
- Я могу узнать, во сколько её... Хоуп. Эгертон. Во сколько её привезли?
Темнокожая медсестра лет пятидесяти смотрела на меня из-под прямоугольных стёкол своих маленьких очков и, не отрываясь, открыла бумажную папку.
- Мне казалось, что вы можете пользоваться компьютерами.
Дама кольнула меня осуждающим взглядом.
- А я думала, Барак Обама будет править вечно, но видишь, как бывает... В двадцать две тридцать семь.
Я несильно хлопнул ладонью по стойке и, поблагодарив медсестру, вернулся в палату. Кевина там уже не оказалось.
Мне снился сон, в котором Хоуп попала в больницу. Свет, не похожий на домашний, резал глаза, когда мне удалось приоткрыть их. Не помню, как вообще уснул. Спина ныла, и я почти не чувствовал поясницу. Рука затекла и теперь невыносимо покалывала, и я с силой поморщился, пытаясь поднять её. Куртка, которая укрывала меня все это время, сползала вниз, и я то и дело натягивал её обратно. Глаза открылись, когда в ушах отчётливо, гораздо громче спросонья, чем на самом деле, раздался писк кардиографа. Я понял, что он был здесь всегда, и что сон мне не снился, и все это произошло взаправду. Больничный потолок будто бы сдавил грудь, напомнив об ужасе, который пришлось пережить. Закрытые жалюзи не давали разобрать время суток, и я снова прикрыл глаза, прежде убедившись, что Хоуп все ещё спит. В кармане завибрировал телефон: сообщение от банка. Обязательный платёж в размере... Я заблокировал экран, увидев на часах ровно семь часов утра.

MUMFORD & SONS - GHOSTS THAT WE KNEW
You saw my pain washed out in the rain
Broken glass, saw the blood run from my veins
But you saw no fault, no cracks in my heart
And you knelt beside my hope torn apart

Вокруг меня все ожило, сквозь дрему я слышал голоса. Один громкий и чужой, второй тихий и нежный, родной, который переходил на шёпот, потому что боялся разбудить меня. Ещё толком не включившись в происходящее, я еле заметно улыбнулся, может быть, даже не лицом, а где-то внутри, этот шёпот Хоуп грел мне душу и растекался приятным бальзамом. Но больше всего меня радовало отсутствие Кевина. Я теперь даже про себя не хотел называть его мужем, он скоро таковым быть перестанет, больница закончится, начнётся наше сожительство, а там и целая жизнь, и я очень сильно надеюсь эту жизнь не похерить где-нибудь по дороге между моим сложным нравом и непостоянством.
Другой голос принадлежал медсестре. Той самой. Краем глаза, переворачиваясь с одного бока на другой, я приметил её, и сейчас она уже не казалась мне врагом народа. Просто милая женщина, которая делает свою работу. Куда важнее было теперь, что с Хоуп все хорошо, а главное я здесь, рядом, значит она точно в безопасности. Отчего-то я чувствовал свою невероятную важность, я – звено, без которого уже ничего не выйдет, но который при этом ощущает груз ответственности. Ни для кого не секрет, что это не самая сильная моя сторона – нести ответственность за другого человека, так сказать, по Экзюпери, но для неё я хотел быть лучше, чем есть, потому что она одна и верит в меня, по-настоящему верит, принимает мои слабости, не пытаясь ничего поменять, как это делали остальные, превращая их в особенности. Наверное, я хочу, чтобы так было всегда.
Помню одного своего знакомого, по молодости работал у него в конторе по ремонту квартир. Однажды он сказал мне следующее: "Мы заводим жен, чтобы они нас, конченных уродов, людьми сделали, подняли с колен или, наоборот, по высоко задранному клюву щёлкнули, спустили с небес на землю, сделали тебя лучше, чем ты есть, черт подери. Иначе зачем это все надо?" Я тогда ещё был зелёным, не думал, что когда-нибудь вообще смогу задуматься о продолжительных отношениях, не говоря уже о браке, но эти слова очень хорошо запомнил, они произвели на меня сильное впечатление, что после сказанного я на того знакомого ещё долго смотрел и пытался понять, а каким он человеком был в молодости? Потому что выглядел и говорил, как один из самых лучших мужчин из тех, что я встречал.
Разув, наконец, глаза, я увидел перед собой уже совсем другого посетителя. То была девушка в обычной человеческой одежде, она обеспокоенно смотрела на Хоуп и держала ее ладонь. Хоуп же весьма оживленно и даже оптимистично, насколько это было возможно, пожелала мне доброго утра, как только увидела, что я оправился ото сна. Перемещаюсь в сидячее положение и пытаюсь ладонями смазать с лица помятость, которая наверняка его сейчас украшала. Протерев глаза, я, будто неспособный говорить, сразу же поспешил к кровати, оставив куртку на диване, чтобы узнать, все ли в порядке и не нужно ли ей чего-нибудь. Но не успел спросить, как она уже по одному взгляду все поняла и ответила на мои беспокойства очередной своей мягкой улыбкой. Я в свою очередь кивнул положительно, облегченно вздохнул и посмотрел на девушку рядом с собой.
Хоуп, не ходя вокруг да около, представила нас друг другу. Ребекка – её сестра. Я знал только понаслышке о том, что такая существует, но ни плохого, ни хорошего — ничего больше. Даже на миг задумался, почему мне никогда не приходило в голову спрашивать об её семье, о родных и всех самых близких людях? Она просто не говорила, а я, видимо, не привык выпытывать. Тем более, я считал, что одного меня ей достаточно. Но, пожалуй, всему своё время, и пусть это не самые удачные обстоятельства, при которых состоялось знакомство с сестрой, я все равно был ему рад.
- Привет, - начал по-простому. Я бы мог вставить ироничный комментарий или шутку, но не стал, решил оставить это на потом, в другой раз, а сейчас я оставался максимально серьезным, будто не мог ни на минуту расслабиться. – Так это ты та самая сестра, о которой Хоуп мне не рассказывала? – на миг натянул улыбку, чтобы немного скрасить неловкость момента: сестра, конечно же, все знала и понимала, но от этого все не становилось проще. С другой стороны, я рад, что хотя бы с одним членом ее семьи мне не придется общаться на ножах. Это явный прогресс. – Очень приятно, Ребекка.
Ребекка улыбнулась в ответ уголками губ и сунула руки в задние карманы брюк, при этом внимательно меня рассматривая, как диковинную вещицу. Можно было ее понять – вид не из лучших. – Тебе бы видеть на меня, когда я при параде. Красавчик. – её это развеселило, еще бы. Так и не удержался от комедии.
Хоуп, как всегда переживающая за меня, предложила выйти, привести себя в порядок, но я подумал, что это ни к чему, но потом догадался, в чем тут дело, да и пойти сполоснуть лицо холодной водой все-таки не такая уж плохая идея.
- Ладно, я понял, - сквозь улыбку проговариваю я, подмигивая обеим. – Ухожу-ухожу, - но прежде чем уйти, наклонился к больной и по-быстрому поцеловал. Хоуп махнула мне вслед рукой, когда я сонный, но сияющий, топтался на месте, мол, иди уже, иди!
- О, может тебе принести что-нибудь? – поинтересовался я у Ребекки между делом, коснувшись ее плеча совершенно фамильярно, но в этом весь я. Она этого не ожидала, поэтому посмотрела машинально на мою руку, однако ее это нисколько не смутило, по крайней мере, мне так показалось, либо она очень воспитанная, чего обо мне сразу и не скажешь. – Нет, спасибо, ничего не нужно.
Я кивнул энергично и наконец-то удалился. Выйдя из палаты, еще раз проверил телефон и сообщение от банка, но помимо него пришло еще несколько рекламных, сообщение от Табиты, которая извинялась за то, что не ответила на тот мой звонок, а потом голосовое – от отца. Это меня удивило и смутило больше всего, с другой стороны, неудивительно: отчего-то отец всегда чувствовал, когда со мной что-нибудь этакое происходит, но в послании не было ничего сверхъестественного. Папа любит иногда совать нос в мои финансы, и этот раз не стал исключением: "Видел, у тебя просрочен кредит на два месяца, заплатил…" – папа сделал паузу, зная, как мне это не понравится, поэтому поторопился сменить тему, - "когда заскочишь к нам? К нам Ричардсоны приехали, рассказывали про Нору, помнишь Нору? Она сейчас в Корпусе Мира, приезжает на днях повидаться с семьей. Мама ждет не дождется, когда ты тоже приедешь, думает, что вы с Норой найдете общий язык. Я ей сразу сказал — дохлый номер. Но ты ж ее знаешь… В общем, звони, заходи как-нибудь ко мне в офис. Я тут проект новый взял… Ну, пока, старина."
- Пока, пап, – проговорил я одними губами сам себе, когда с вымученным вздохом убирал телефон от уха и нажимал на красную кнопку. Ох уж этот Майкл.
Единственное, что мне нравилось в больницах, так это стерильные туалеты и автоматы со льдом. Когда я обдал наконец лицо холодной водой и размял кости, по пути мне встретился какая-то чересчур любезная врач-женщина, которая с умилением посмотрела на меня и то, как я держался за все еще ноющую спину, в другой руке неся пластиковый стаканчик со льдом.
- Как у вас дела? Все хорошо? – несколько озадачился, вскинув брови, но на всякий случай поднял большой палец вверх. – Мы хорошо. Скоро родим ежа, – врач нервно засмеялась, тоже на всякий случай, но потом добавила, что я якобы буду хорошим отцом.
- Спасибо, – все еще в смущении отвечаю ей на такую любезность и неспешным шагом следую к лифту, приложив холодный стакан ко лбу. Только у лифта понял, что оказался на этаже родильного отделения, а как сюда пробрался, не помню.
Добравшись до нужного этажа не с первого раза, потому что я точно заблудился в этих трех соснах, подошел к палате. Когда стоял у входа, задумался, точно ли эта дверь, но оттуда тут же вышла Ребекка, и мы чуть не столкнулись лбами. Я придержал ее за плечи, словно она могла упасть, но все было в порядке, просто вежливый жест.
- Надо возвращаться, дела ждут… Я потом приеду, – я закивал понимающе и погладил ее по плечу. – Ты бы ехал домой, так будет лучше, – но я ничего не сказал, только мигнул между делом, потому что слушать я никого не хотел, но за советы и беспокойство был признателен. Ребекка хотела уже было уйти, но остановилась на полушаге и добавила, – Слушай, будь осторожнее, хорошо? – поправляя капюшон на кофте, она еще раз посмотрела на меня многозначительно и только потом завернула за угол. Я не придал ее словам сперва какого-то особого значения, но все равно задумался, после чего вернулся в палату. Хоуп с приподнятой подушкой у головы сидела, сложив руки перед собой на одеяле, теребя пальцами больничную бирку на запястье. Она заметно погрустнела, может, просто устала, но так или иначе разговор с сестрой поспособствовал ее задумчивости. Однако, как только снова увидела меня, поменялась в лице, стараясь оставаться в приподнятом настроении, будто считала преступлением немного похандрить.
- Мы с ним отлично провели время. Случалось ночевать в местах и похуже, – это я про те случаи, когда буянил, а меня сажали в отрезвители, пока папочка, брат или еще кто-нибудь не забирали под залог. Жалкое зрелище, даже не верится теперь, что за истории со мной приключались и насколько безответственным отморозком я был, хотя на самом деле происходило это не так уж и давно, если разобраться.

But the ghosts that we knew will flicker from view
We'll live a long life

Хоуп вконец поникла, так и не справившись с ношей самого оптимистичного человека на свете. Я присел к ней на край кровати и поправил подушку. – Что это? Похоже на ортопедическую, хочешь куплю тебе такую? – легко и непринужденно продолжаю любыми способами поддерживать хорошее настроение, но она больше не улыбалась и теперь просилась домой, пытаясь убедить меня, что врачебная помощь ей больше не нужна.
- Я тоже хочу, чтобы ты вернулась домой, очень хочу, но давай еще немного подождем. С такими вещами не шутят, я серьезно. Похож я на того, кто говорит серьезно? – Хоуп опустила голову, моргая грустными глазами, я наклонился, чтобы в них заглянуть. Гладя девушку по волосам, принялся по-детски расцеловывать ее лицо, морща нос, что заставило ее вновь улыбнуться, потому что не было сил сопротивляться, но животрепещущий и волнующий вопрос не опускал ее, и она отодвинулась назад, пытаясь все-таки решить его. Мне оставалось только угомониться, что я тут же и сделал, тихо вздохнул и посмотрел на Хоуп ясным и сосредоточенным взглядом.
- Это не импульсивное решение, – она отрицательно замотала головой, как маленький ребенок перед родителем, у которого очень хочется выпросить разрешение на поездку или поход к друзьям с ночевкой. – И если тебе станет хуже или что-то пойдет не так, в любой момент, сразу же звоню врачу, и ты едешь обратно в больницу, – теперь Хоуп оживленного и умилительно кивала, соглашаясь с любым бредом, который я мог тут наговорить, лишь бы выбраться наружу. Но мы оба были преисполнены оптимизма в этот момент, потому что нам обоим не хотелось больше ждать новых бед и плохих новостей.
- Серьезно, я предупредил тебя, – уже поднялся и спиной пятился к двери, пальцем указывая на Хоуп, чтобы она не смела думать, что я тут шуточки с ней шучу, при этом лыбился, что значительно портило впечатление о моей обстоятельности. Мне потребовалось поноситься по этажу от эйфории, чтобы отыскать врача, но он отыскал меня сам, когда сделал замечание не бегать. Прямо как в школе. Когда я решительно заявил о том, что его рисковая пациентка хочет выписаться, он оторвался от планшета с какими-то бланками и внимательно посмотрел на меня.
- Под мою ответственность, – не знаю, смутило ли это его еще больше, но он как-то подозрительно повел головой, снова опускаясь в свои бумажки. Потом он выдержал длинную паузу, куриным почерком черкая что-то на листе.
- Мередит, возьмите это, пожалуйста, – доктор вручил планшет проходящей мимо медсестре, сунул руки в карманы белого халата, а потом, не глядя на меня, быстро зашагал по коридору, я вприпрыжку последовал за ним, повторяя свой вопрос и пытаясь снабдить всей полезной и убеждающей информацией, которой только мог. – Но если Вы скажете «нет», она останется тут, – твердо заключил, как будто я действительно что-то решал, когда он уже заходил в палату к Хоуп.
♦  ♦  ♦
Небо затянуло облаками. Воздух потяжелел, как перед бурей. Хоуп поежилась от порыва ветра с непривычки, подняв воротник кофты повыше, когда я вывозил ее на коляске к стоянке, хотя она всю дорогу твердила, что способна спуститься самостоятельно. В машину она тоже хотела забраться своими силами, но боль в плече тут же дала о себе знать, и она вцепилась мне в руку, сдерживаясь от того, чтобы не поморщиться или не издать хотя бы малейший стон. Я опустил сиденье, чтобы она могла комфортно и безопасно устроиться в машине, и перед тем как сесть за руль, еще раз посмотрел на Хоуп, словно последний раз спрашивая ее о вменяемости этого решения. Когда мы наконец отъехали от здания больницы, на лобовом стекле появлялись острые и мелкие капли только что заставшего нас моросящего дождя. Я включил дворники, а Хоуп откинула голову на сиденье и наклонила немного в бок, чтобы смотреть на пролетающие мимо в окне пейзажи. Всю дорогу мы ехали в тишине, я немного нервничал и потому напевал знакомые мелодии себе под нос, иногда включая и выключая радио, не находя там ничего интересного. Хоуп, чувствуя мою нервозность, в какой-то момент оторвалась от окна и накрыла ладонью мою руку на коробке передач.
- Все будет отлично, - сказал, но толком не понял, с какой интонацией, то ли успокаивал, то ли спрашивал. Но когда мы подъехали к знакомой улице и припарковались у знакомого дома, сразу значительно отлегло.
- Ну что, поехали? – врачи дали нам с собой эту каталку, чтобы с помощью нее перемещаться первое время, но Хоуп наотрез отказывалась туда садиться, особенно сейчас, когда мы вне больницы, и за ней никто не присматривает. Она вышла из машины сама, я только открыл за нее дверь, потому что она не могла справиться с замком, и подал ей руку.

So give me hope in the darkness that I will see the light
'Cause oh that gave me such a fright
But I will hold as long as you like
Just promise me we'll be alright

THOMAS DYBDAHL – FROM GRACE
it seems I have a weakness I didn't know about, till the day it rained
and it seems my weakness has been bulging, has been forcing its way

На всякий случай я не стал спорить с Хоуп, но все равно придерживал ее за руку, когда мы поднимались наверх. Квартира выглядела точно такой же, какой я ее оставил, хотя возникло ощущение, что не был я здесь гораздо больше суток. Темная гостиная озарилась мягким светом, и в глаза сразу бросились все неразобранные коробки, до которых мы так и не успели добраться. Здесь время словно остановилось, напоминая лишний раз о случившемся. Такая большая разница «до» и «после», но мы дома, и это казалось единственно верным стечением обстоятельств, нам повезло, и все обошлось. Я оптимистично смотрел в будущее, и сейчас это будущее заключалось в том, чтобы Хоуп была здорова и довольна тем, что переехала сюда. Ну еще и в том, чтобы принять душ и перевести дух: смыть этот день и напряжение, которое уже начало порядком раздражать и путать мысли.
Хоуп не озиралась по сторонам, она сразу повела себя, как человек, в которого вчера будто вовсе не стреляли, и принялась хлопотать по дому, насколько физически позволяла ей рана. Такая органичная картина: ей больше не нужно никуда спешить, звонить, врать, убегать по первому требованию, чтобы муж ничего не заподозрил и случайно не нагрянул ко мне с битой, например. Теперь все законно и все так, как должно быть, и не важно, насколько я боялся или не боялся сожительства и серьезных отношений, новая роль Хоуп в моей жизни казалась мне максимально естественной. Пускай это не то новоселье, о котором она мечтала.
Мне удалось добраться до ванной, где я тут же включил холодную воду в раковине почти до упора, хорошенько умылся, но после этого враз почувствовал еще большую усталость. Последнее, что я слышал за шумом включенной воды, это навязчивая мелодия телефонного звонка. Она действует мне на нервы, но, скорее, потому, что я теперь боюсь любых нехороших вестей. Захлопываю дверь в ванную и захожу в душ, пытаясь забыться под струями прохладной воды.
Не помню, во сколько мы легли, сколько я проспал, но проснулся от того, что место рядом со мной пустовало и уже давно остыло. Смотрю на часы: слишком рано для обычной моей рутины, но сон тут же сняло как рукой: мне хотелось скорее отыскать Хоуп. Тело ломило, словно меня палками били всемером, и я встал с постели с вымученным вздохом, пытаясь без скрипа распрямить плечи и размять шею.
На кухне, словно застывшая на месте, стояла Хоуп с опущенной головой. Она уперлась руками в столешницу и смотрела на кофейник, явно думаю не о том, как готовить кофе, но только заслышав мою не очень легкую поступь, ожила и сбросила с себя тень тяжких дум.
- Доброе утро, - и оно действительно стало таковым, когда я наконец увидел ее лицо. Она изо всех сил старалась скрыть понурость и отозвалась улыбкой, которая вскользь коснулась ее губ. Меня же в свою очередь до краев наполнило это бескрайнее чувство благодарности за новый день, в котором мы вместе, и любви, которую я испытывал по отношению к этой прекрасной женщине. И мне бы не хотелось тратить его на пустые мелочи. Не знаю, сколько продлится эта ощущение ценности, но несчастный случай очевидно и закономерно давал свои плоды и дарил мне немного мудрости. Хоуп отвернулась и снова принялась что-то делать на кухне, мечась между раковиной и плитой, явно не имея какой-то конкретной цели. Я подошел к ней и аккуратно обнял со спины, она на секунду остановилась и застыла: почувствовал, как она нервно выдохнула, но старалась не показывать свою нервозность.
-  Ты хорошо спала? Как ключица? - Хоуп молчала, но подбирала ответ. Она явно не была настроена болтать, поэтому отвечала односложно и довольно сухо. Я пытался ее понять и не напирал, старался быть самым заботливым парнем на свете, насколько вообще умел заботиться о другом живом существе. Убрав с ее плеча спадающие пряди волос, оставил на шее несколько нежных поцелуев. Мне этого не хватало. Уединения, тишины, покоя, только я и она. Не считая ранений, повязок, упаднического настроения, с которым нам придется побороться, хотя она прямо ничего подобного не выказывала. Хоуп была немного холодна, но это меня не задевало, она наказала мне сидеть смирно на стуле, пока сама не принесет завтрак на стол, и я покорно, даже с радостью, выполнял все, чтобы она ни потребовала. Позволял ей быть самостоятельной, как она сама того и хотела.
На работу я не опаздывал, это точно, в запасе имея достаточно времени для того, чтобы провести его с любимой и новой соседкой в одном лице. Рассказывал ей про новые забавные случаи у нас на стройке, которых, к счастью, всегда было предостаточно и все они были действительно веселыми. Рассказал и про голосовое сообщение отца и почти впервые произнес это вслух, по крайней мере, при Хоуп: нужно как-нибудь съездить домой. Она все так же смотрела на меня через раз и через два улыбалась, иногда слушая, иногда что-то пропуская мимо ушей, на последнее предположение рассеянно кивнула и начала мыть посуду, поторапливая меня на службу, боясь, что я застряну в пробках.
Опомнившись только в машине, я осознал, что на самом деле сегодня туда не собирался, и на мой звонок Бобби отреагировал удивленно, мол, как это, уже? Я и сам толком ничего не понял, как оказался на объекте. Парни не сильно обрадовались моему появлению, потому что, вероятно, планировали всласть пофилонить, а тут такая подстава.
Все как один тупо смотрели на меня и сожалели о том, что произошло, а я кивал и косился на Бобби, который сам-то узнал через пятое колено, так еще и остальным растрепал. Я может и душа компании и люблю поболтать, но о своей личной жизни, наоборот, предпочитаю молчать, оставаясь для многих просто классным парнем. Даже начальника из меня не получилось, я слишком любил работать, что называется, в полях, а не дергать за ниточки, общался с каждым своим рабочим наравне, готовый прийти на помощь в трудную минуту или отпустить на похороны золотистого ретривера. Сейчас они так же пытались отправить меня обратно домой, то и дело заходя в бытовку, где я за голову хватался от навалившейся бумажной работы. В голову не лезло ничего, кроме Эгертон, которая не казалось такой уж счастливой, быстренько выпроваживая меня вон. И даже если было бы как-то иначе, идея оставлять ее без присмотра не казалось мне хорошей, я же пообещал: «под мою ответственность». Хотя бы раз в жизни я должен довести что-то до конца.
it seems I have a weakness I didn't know about, till the day it rained
and it seems my weakness will become my final stage
Добросовестно отсидев почти полный день и честно попытавшись максимально разобрать бумаги, я уехал на пару часов пораньше. Ехал окольными путями, чтобы быстрее оказаться дома. Мне хотелось как-то взбодрить Хоуп, поэтому по дороге зашел в минимаркет на заправке и купил ее любимый клюквенно-вишневый щербет и розу, которая под руку попалась на выходе. Какой-то мальчишка торговал цветами прямо у дороги и сделал по меньшей мере три ошибки в слове «цветы». Я улыбнулся и протянул ему пятидолларовую купюру без сдачи.
Поднявшись на нужный этаж, я встретил нашего соседа, который отсалютовал мне двумя пальцами по-бойскаутски и засиял. Он вежливо поинтересовался, все ли в порядке с моей девушкой, потому что «выглядит она подавлено», и я похлопал его по плечу, благодаря за беспокойство, но Стив, так соседа зовут, был куда большим оптимистом, чем я, должно быть, да и жил в своем мире розовых пони и единорогов, поэтому тут же переменил тему, сообщив мне, что готовит праздничный ужин для своей жены. Мне очень нравился Стив, но его компанию даже я не могу выдержать более десяти минут, поэтому потолковав о том, о сем, вежливо сведя беседу на нет, я пожелал ему хорошего вечера и вошел в квартиру.
Я не ждал, что Хоуп станет разбирать коробки и приводить дом в порядок, пока меня не будет, я не из таких людей, и я готов жить в этом прекрасном хаосе до скончания веков, не в этом дело. Но я отчетливо ощутил атмосферу вязкой тоски, в которой Хоуп пребывала весь этот день, в агонии, которую мне сложно было прогнать или как-то справиться. Поэтому она сразу накрыла меня своим тяжелым невидимым покрывалом. Я не супергерой, Хоуп – да. Для меня. И видеть, как она почти с порога начинает ломаться и винить себя во всех смертных грехах, очень сложно. Но я слушаю ее и пытаюсь понять, что пошло не так, что случилось, пока меня не было эти шесть или сколько там часов?
Я кладу купленные продукты и цветок на журнальный столик и присаживаюсь на диван, где с опущенными плечами сидит она и теребит угол пледа.
- Кто-то приходил? Кто приходил, Хоуп? Опять он? – взгляд от ласкового быстро переходит в свирепый, как у быка от вида красной тряпки. На мгновение чувствую внутри сжигающую злость, агрессию, неистовое желание начистить Кевину рожу до самого неузнаваемого состояния, и будь, что будет, но потом отпускает, когда здравый смысл находит переключатель, и я перестаю играть скулами от негодования.
Хоуп качает головой, казалось, она даже не заметила моего вопроса и продолжила топить себя в обвинениях и самобичевании. А я за своей злостью на мужа не заметил, как и, главное, почему она дошла до такого состояния, и только потом понимаю, в чем дело. Я подсаживаюсь к ней ближе и обнимаю за плечи, изо всех сил пытаясь вникнуть в проблему, которую она, вестимо, накрутила, пока сидела в одиночестве в четырех стенах.
- Я говорил тебе, что лучше мне пока остаться дома, - посчитав все ее обвинения в свою сторону лишь следствием посттравматической депрессии, я решил, что впустую говорить ей о том, что она ни в чем не виновата, это все равно, что кидать горох об стену. Что бы я ни сказал сейчас ей в утешение, она не воспримет, потому что ей это нужно – винить себя. Посему я посчитал, что будет лучше, если я просто буду рядом с ней, как и договаривались. Я буду здесь, чтобы вернуть ее в привычное русло, к привычной жизни, только теперь эта наша повседневность обещала быть куда лучше.
- Не говори ерунды, - в итоге вылетает у меня, я не вкладывал в это никакого уничижительного смысла, но иногда говорил, не думая, полагая, что люди меня и так поймут. В состоянии Хоуп было вообще трудно что-либо понять, и я осознал это прежде, чем ее это задело. Она оторвалась от пола взглядом и с наполненными водой глазами посмотрела на меня, как на врага, по крайней мере, на секунду я почувствовал холод. А затем отпрянула и больше не поднимала глаз.
- В смысле… Я хочу сказать, что… - но ни одно слово не приходило мне на ум, которое бы скрасило теперешнее положение. Я запутался в собственном языке и просто прикусил его наконец, закатив глаза и выждав внушительную паузу, пока Хоуп совсем не отвернулась и не уткнулась носом в собственное плечо. Она молчала, но я чувствовал, как рядом со мной она содрогается в этой молчаливой истерике.

and it's here that I'll give, yeah I'll give you all my love
and it's here that I'll give, yeah I'll give you all my love

http://s0.uploads.ru/SgYe8.gifПривстав с дивана, я поменял положение, чтобы подступиться к ней ближе, обхватил ее ослабленное тело руками и приложился губами к горячему лбу. Чем сильнее она заходилась в рыданиях, тем сильнее я сжимал ее в своих объятиях, сам закрыл глаза и поджал рот от гримасы на своем лице, искаженном болью. Это состояние, когда сильные ломаются у тебя на глазах, оно, наверное, самое страшное, но теперь из нас двоих я должен был быть сильнее, и я очень старался.
- Ты замечательная, ты храбрая, ты самый лучший человек на земле, - причитаю тихо, переходя на шепот, стараясь сдерживать ее от приступов истошных стонов и задыхания. – Все пройдет, все пройдет… Я люблю тебя. Пожалуйста, не кори себя, успокойся. Пожалуйста, - продолжаю повторять ей на ухо одно и то же, глажу по волосам и целую заплаканное лицо, соленое от слез. Хоуп хватается за мои руки, но снова ослабевает и опускает их, не в силах сопротивляться захватившей ее истерике, которая нашла выход после долгих месяцев двойной жизни. Вчерашний выстрел стал последней каплей, и мне нужно было приложить больше усилий, чтобы хотя бы на минуту представить, сколь тяжело это, словить свинца, а потом вернуться с того света. Да и сколько бы я ни стремился встать на ее место, все равно бы ни черта не вышло, поэтому я просто хотел быть на своем месте, в данном случае здесь, дома, на этом диване. - Я с тобой.
Хоуп повернулась ко мне и уткнулась лицом в шею, она потихоньку начала успокаиваться, но на самом деле просто устала от слез. Я сидел смиренно, тихо, спокойно, вселяя в нее уверенность, подставляя, как это говорится, сильное мужское плечо. И я хотел быть таковым для нее – опорой. Ждал, когда она точно придет в себя. Оторвав лицо наконец, Хоуп нервно выдохнула и все еще не могла поднять заплаканных глаз. Ее мокрые ресницы дрожали, а рот был приоткрыт, словно ей не хватало воздуха. Я поднял ее лицо за подбородок и смахнул с щек бегущие сами по себе слезинки, пальцами поглаживая красноватую кожу.
- Ну вот и все. Все уже позади. Посмотри, - я забрал со стола цветок и провел его бутоном по лицу Хоуп от самого лба до подбородка, но ни одна искра улыбки или чего-то похожего не промелькнула, она только измученно прикрыла веки и поплелась в ванную, придерживая повязку на плече. Я выпрямился и остался сидеть с розой в руках неприкаянно, только краем глаза посмотрев ей вслед.
Дверь за собой она закрыла, почти захлопнула, и мне пришлось оставаться тут в растерянности и непонимании.
Что нужно делать, как справляться? К соседу за советами, как за горсткой соли, не пойдешь, а со мной ничего такого не происходило, то есть, может и происходило, но обходилось само собой, а я просто не знаю, не умею оказывать психологическую помощь, не понимаю, какие слова нужно подбирать и какие действия предпринимать, чтобы стало лучше, чтобы о тебе не подумали, как о чёрством дерьме. Но нигде и никто такому не учит, зато потом все этого от тебя ждут. Вроде бы это так очевидно и понятно по обстоятельствам, но у меня в таких ситуациях встает блокада.
Начинаю судить по себе. Думаю, лучше бы меня не трогали. Но, может, Хоуп нужно, чтобы ее трогали, напоминали то и дело о том, что все хорошо, возвращали к жизни. Набрались терпения. Через силу заставляли. Мне нужно было все это делать? Когда мы уезжали из больницы, больше всего я боялся, что с Хоуп что-нибудь случится, заново откроется кровотечение, боли не прекратятся, начнет тошнить, да что угодно, но я никак не предполагал, что такое состояние куда хуже, и здесь нет пилюль или телефона доктора, которому можно позвонить, и он быстренько приедет или попросит отвезти ту обратно в больницу.

it seems I have a weakness I didn't know about, till the day it rained
.....................
Я слышу, как шумит вода, и погодя еще пару секунд, все-таки встаю с дивана, неуверенно подхожу к двери ванной и пару раз стучу.
- Хоуп, - она, конечно же, молчит. – Можно я войду. Или ты выйдешь, и мы поговорим. – вода в раковине выключается, дверь открывается, и она выходит из ванной, быстрым шагом пронесшись мимо меня. Я веду головой в ухмылке от полнейшего непонимания и иду за ней в спальню, но на полпути развожу руки.
- Объясни, в чем дело? Что опять не так? – не знаю, законно ли было начинать злиться на человека, который давеча потерпел не самые приятные моменты в своей жизни и только что трясся в истерике у тебя на груди, но у меня тоже нашлось терпение, которое подавало сигналы тревоги. И чтобы не зацикливать себя на этой злости, не переводить ее в глупую ссору, которой не место теперь в этом доме, я изо всех сил старался понять Хоуп, принять любое ее состояние.
- Я опять где-то лажаю? Слушай, я буду лажать до тех пор, пока ты не дашь мне подсказку.
Хоуп легла в постель и взяла с тумбы книгу, только раз взглянув на меня невозмутимо, мол, не беспокойся, что я теперь ощутил себя тотальным идиотом, состроив соответствующее непонимающее выражение на лице.

DRAKE FT. RIHANNA – TAKE CARE
What's a life with no fun, please don't be so ashamed
I've had mine, you've had yours we both know
We know, they don't get you like I will
У меня проблемы с самооценкой. Иногда я думаю, что лучше всех, я свято верю в свою избранность, в то, что умнее, смешнее, остроумнее своих друзей, не говоря уже о тех, кого я недолюбливаю, и это мне не помогает по многим причинам. Одна из них: я становлюсь эгоистичным паразитом, который не замечает, не думает о том, сколько может причинить боли людям, которым он не безразличен. Я всегда пытаюсь быть приветливым, положительным персонажем, чтобы всем нравиться, чтобы оставлять только хорошие впечатления и воспоминания, но болезненное самолюбие все равно становится сильнее меня. А потом наступает день, когда я начинаю ненавидеть себя за недостаток эмоциональности, там где она действительно нужна, сострадания, зрелости, силы воли и ума не бросать людей и дела на полпути. Каждый свой поступок расцениваю как преднамеренный провал, потому что нет этого механизма внутри, который позволяет делать все "как надо", как у людей. Вспоминаю, как мама за основу брала эту фразу, когда обещалась со мной: "все-то у тебя, сынок, не как у людей!". И это снисходительное "сынок" било больнее всего. Дайан потом ещё сильно удивлялась, почему я сбежал от них с отцом и больше никогда не появлялся. Приезжал, конечно, но так чтобы по-настоящему — никогда. Это отбило у меня всякое желание раз и навсегда быть привязанным к кому-то, даже если это родные люди.
Сейчас, когда Хоуп выговаривалась, в голове все равно зудел этот голос, напоминающий мне о том, что я все делаю не так. И в том, что она несчастна сейчас, я тоже виноват, бередя старые раны своим эгоистичным желанием узнать, почему она ещё не смеётся и не стоит на голове. Это же так просто, правда, Бруно?
Отдавая себе отчёт, казалось бы, в абсурдности подобных мыслей, я не мог отделаться от них где-то под коркой, да и вряд ли когда-нибудь смогу. Всегда чего-то будет недостаточно.
Я отвернулся и закрыл глаза от переполняющего отвращения ко всему, что она говорила про себя, от отвращения к моей неспособности сделать что-либо и самобичевания.
Ладонью провожу по лицу, словно какой-то неведомой силой пытаюсь смахнуть с себя всю эту чернь, но мне поможет разве что хорошая оплеуха.
Каждый мускул сжался в напряжении, губы сами собой скривились так, словно на моих глазах пытали человека, а я был связан по рукам и ногам. То и дело качал отрицательно головой, отторгая каждое слово, произнесенное Хоуп, как и все остальное: атмосферу, её и своё настроение. Так не должно быть, так нельзя. Во мне проснулся Бруно, которому когда-то было пять лет, и он жил со своей кузиной Джо на дереве в доме, построенном их отцами. Они пили чай из грязи и готовили салаты из крапивы, играли в спасателей и супергероев, допоздна слонялись во дворе, сдирая колени в кровь. В том мире не было так тяжело. Очевидно и банально, я всегда это понимал, понимал, как устроен взрослый мир, сам будучи при этом тридцатилетним мужиком. Взрослый же, наоборот, никогда не понимал моего противостояния системе или не идеальности некоторых вещей. Этот ребёнок внутри меня всегда боролся за чистоту, справедливость, он хочет исправить все, но когда не может, начинает топать ногами, желая проснуться, оказаться там, где хорошо. Ведь это просто сон, иначе невозможно.
Мне потребовалось приложить усилия, чтобы не сорваться и не уйти из комнаты. Я стоял посреди спальни, положив руки на пояс, и рассматривал углы. Но когда Хоуп замолчала, я все-таки посмотрел на неё, на её перевязанную рану и покоцанное лицо, и внутри все сжалось. Немедля опустился на кровать, упершись в её поверхность ладонью, и внимательно изучал лицо Хоуп снова и снова, при этом тяжело дыша, как после пробежки. Меня охватила паника, природа которой была мне неизвестна, но ласковая рука Хоуп заставила меня успокоиться.
So you cry still, tears all in the pillow case
Big girls all get a little taste
Pushing me away so I give her space
Dealing with a heart that I didn't break
- Пожалуйста, выполнишь одну мою просьбу? - не дожидаясь ответа, продолжил, - никогда такого больше не говори.
Нет, я даже не просил об услуге, я был крайне серьёзен и непоколебим, и это, скорее, походило на указ, но сейчас меня нисколько не волновало, на что это походило и как она это воспримет. Я просто хочу, чтобы подобных фраз я больше не слышал из её уст.
- Думай и чувствуй, что хочешь сейчас, ты можешь даже злиться на меня, но я говорю это предельно серьёзно. Больше никогда.
Взгляд выражал твёрдость и строгость, так я рассчитывал собрать по кусочкам свою женщину, которая не должна была просто так сдаваться. Тем более, она полицейский. Я примерил на себя роль её начальника, подумав, что тот бы точно не стал подбирать выражений, потому в любую секунду был готов дать отпор, если бы Хоуп начала свою песню заново. Но все обошлось, она только взглянула на меня раз, ничего не ответила, однако молчала, что уже казалось мне хорошим знаком.
Я забрался к ней в постель и придвинулся ближе, осторожно обняв.
- Щербет в гостиной растаял, - вспомнил вдруг, когда Хоуп попросила её чем-нибудь отвлечь. Она только промычала в ответ и прикрыла веки, пока я поглаживал её по животу под майкой.
Не успело пройти и минуты в спокойствии и тишине, как где-то затрещал телефон, отбивая вибрацией по дереву тумбочки. Хоуп резво подскочила, а я изнуренно уткнулся носом в опустевшее место рядом с собой.
Изучив эти разговоры за год, я сразу догадался, что это Кевин, ну, ещё по отдалённо слышимому мужскому голосу и его тону. Властному и обиженному. Я оторвал голову от подушки и как подстреленный приподнялся, смотря на Хоуп в ожидании вперемешку с негодованием. По тому, как она снова тускнела на глазах, я мог наверняка сказать, что приятных новостей Кевин не приносил, более того, специально звонил, чтобы поковырять болячки. Возможно, это была правильная тактика. Да, он знал меня или таких, как я, и, может, я в самом деле на достоен Хоуп, но быть большим чмом, чем он сам, мне бы точно не хотелось. Разговор закончился быстро, быстрее, чем я ожидал. Хоуп попрощалась с мужем, но это прощание совершенно точно не было взаимным, она хотела как можно быстрее бросить трубку, сжимая мою руку сильнее с каждой секундой. И когда все закончилось, она сделала над собой усилие, чтобы не заплакать. Я внимательно следил за каждым её жестом, и каждый грустный взгляд или холодеющие пальцы разворачивали внутри меня бой не на жизнь, а на смерть. Кровь мгновенно закипала, вспыльчивость всегда находила свой выход, и на этот раз не станет исключением.
- Что он хотел?
Хоуп молчала. Я понимал, что не стоит давить на неё, но для меня на данный момент стоял вопрос совершенно в другом.
- Хоуп, - она подняла голову и посмотрела мне в глаза, разрываясь от желания рассказать и оставить меня в неведении, потому что просто устала от разборок. Я стоял на своём, но она сдерживалась, в очередной раз вздохнув и покачав головой.
- Слушай, что бы он ни сделал, чтобы там ни сказал тебе, мы вместе справимся с этим. Скоро все закончится. Хорошо?
Хоуп вяло и неуверенно кивнула, склонив голову, но я приподнял её лицо и взялся за него руками. - Хорошо? - сжав губы, она все-таки согласилась. - Хорошо. Ладно.
Прижал Эгертон к груди и прикоснулся губами к её виску, а затем прошёлся по всему лицу с нежными поцелуями, вложив в них нескончаемую заботу и любовь, которыми был наполнен в этот момент и которые все-таки помогли мне превозмочь подступающий приступ гнева.
When you're ready, just say you're ready
When all the baggage just ain't as heavy
And the parties over, just don't forget me
We'll change the pace and we'll just go slow
Мне хватило ума, чтобы не искать Кевина и не выясняться с ним. Пока Хоуп спала, я работал. Хотя работой я это не называю, скорее, чем-то, до чего руки никогда толком и не дотянутся. Копался в чертежах текущего проекта, между делом моделируя новое футуристическое здание на графическом планшете. Не заметил, как начало светать, потёр глаза под очками, которые иногда надевал за компьютером. На часах почти шесть утра, подумывал было начать распаковывать оставшиеся вещи, но боялся будить Хоуп. Сходив за стаканом воды, заглянул в спальню, но вместо мирно спящей девушки, обнаружил её сидящую на краю кровати и что-то внимательно читающую с экрана телефона.
- Плохой сон?
Хоуп нервно тыкала пальцем в дисплей и что-то листала, пробегаясь по строчкам. В утреннем сумраке с подсветкой от телефона её лицо казалось бледнее обычного, глаза быстро заморгали.
- Эй, что стряслось? - подхожу и сажусь перед ней на пол, но Хоуп, как и вечером накануне, не хочет говорить ни слова, закипая от злости, и я снова не понимаю, на кого она злится больше.
Кевин удосужился выслать ей письмо с автоподписью из своей конторы: на том простом основании, что они разводятся, он не намерен больше выплачивать кредиты её отца и добавил что-то про сестру. По всей видимости, Ребекка тоже имела какое-то прямое отношение к Кевину, но этого я не знал.
Хоуп сказала это мне только потому, что Бекка написала ей сообщение, и она прочитала его вслух, словно в спальне она сидела одна.
- Почему ты не сказала, что у твоего отца проблемы? Я даже не думал... Зачем он это делает?
Она бросила в мою сторону нечто раздражённое: "ты не интересовался" или "это сейчас не важно" и убежала разговаривать с сестрой.
Бегая из комнаты в комнату, обнаружил её на кухне, она грызла ногти и ждала, пока подогреется кофе.
- Врач сказал воздержаться от кофеина, - но Хоуп только ударила ладонью по кофейнику и тут же согнулась из-за боли, прижав ладонь к повреждённой ключице и сев на кафель.
Я тут же поспешил на помощь, но она остановила меня поднятой в воздух ладонью, мол, не надо, хватит, после чего попыталась подняться сама.
- Тише, спокойно, - проговариваю мягко и приближаюсь к Хоуп, чтобы осмотреть её, но в следующую секунду она закипает вместе с кофе и обрушивается на меня праведным гневом.

PORTICO – WHERE YOU ARE FEAT. JONO MCCLEERY

can you
or me
save anyone
from disappearing?
the shape
of time
a shade of light
receding
Искреннее непонимание происходящего мешалось с таким же искренним негодованием. Очевидными оскорбленными чувствами человека, который просто хотел помочь. Не время было перетягивать одеяло на себя, и я ни в коем случае не перетягивал, мне просто хотелось иметь отношение к тому, из-за чего моя женщина мечется по квартире и срывается на истошные крики и стоны то ли от боли, то ли от ненависти. Больше всего я не люблю, когда нахожусь в неведении, это дурацкое подвешенное состояние: ты хочешь помочь, но даже не знаешь, чем и в чем эта помощь нужна. Нужна ли?
Однажды некто сказал мне: каждый нуждается в том, чтобы его спасли, даже если он об этом еще не догадывается. Фраза надолго отпечаталась у меня в голове, но я редко следовал этому совету, наверное, не находя достаточно мужества и отваги, чтобы против чьей-то воли сделать в итоге доброе дело. Были ли это не те люди? Трудно вообще про кого-либо говорить такое. Было не то время, не тот я. Мне самому необходима была помощь, от которой я систематически отказывался, но когда все-таки смог выбраться со дна, оказалось, это не так уж и сложно – дать зеленый свет, даже если в тот самый момент ты ненавидишь этого человека.
Хоуп ясно давала понять, что не хочет, чтобы я приближался к ней. Несколько минут или дней? Пока она не решит, что все в порядке и сама не разберется с проблемами, которые состряпал для нее муженек. Готов дать руку на отсеченье, любой из моих легких на подъем друзей, которые теперь почивали на десятых местах на лестнице приоритетов, запричитал бы сейчас: во что ты только ввязался? Это не тот Бруно, которого я помню. Что с тобой случилось, Бро?
Может быть, я сам был этим человеком, который произносил подобные вопросы где-то под коркой. В таких ситуациях они становились громче, повторялись чаще, я начинал осознавать, что я думаю об этом сейчас, и сам с собой боролся. Изо всех сил боролся. Мне хочется ответить себе и всем этим людям, кем бы они ни были: думаете, легко это? Думаете, я сам знаю?
Через каждые пять минут, когда Хоуп прожигала меня взглядом, бродила с телефоном в руках, судорожно цепляясь за каждую свою мысль, которая, очевидно, спасла бы нормальную жизнь ее семьи, мне приходилось отдавать в свой мозговой центр отчет о том, что я все еще в сознании и понимаю, зачем нахожусь тут, что делаю все по своему желанию.
По тому, что я услышал и насколько адекватно мог рассуждать о таких делах, Кевин хорошенько взялся за них: отца, сестру, саму Хоуп, не собираясь просто так отпускать. Единственное, что я не мог никак взять в голову, чего он добивался. Она же ведь не вернется к нему. Разве что хорошая идея заключалась в том, чтобы оставить бывшую утопать в бедах и обрушившихся несчастьях в руках не самого зрелого мужчины в ее жизни, а разница эта была особо ощутима рядом с таким, как Кевин. Они прожили достаточно, чтобы этот прекрасный омут со мной мог показаться ей действительно бурлящим жерлом вулкана в реальности, а не сказкой во дворце. И вот это и ударило по мне больше всего — груз, ответственность, сила духа. Мне нужно было пройти испытание, кто бы ни послал его мне, Кевин или госпожа Фортуна, и я не был полностью уверен, что смогу с этим справиться. Сейчас или когда-нибудь.
Хоуп не говорит со мной. Она выплеснула на меня ведро ледяной воды свои криком отчаяния, и я, не мигая и затаив дыхание, смотрел на нее исподлобья, не решаясь говорить или предпринимать каких-либо действий, даже просто касаться ее. Естественно, мне было тяжело слышать ее слова, потому что это семья, это семья моего любимого человека, и я всегда был преисполнен сострадания, пожалуй, даже слишком. Мне ничего не стоит поставить себя на место другого и прочувствовать его боль или представить, каково ощущать себя потерянным, раздавленным, оцепененным и так далее. Но мне никогда не понять, что нужно делать дальше, как выразить себя подобающим образом. Потому что, в моем случае, что бы я ни делал, все выходит еще хуже, чем если бы я просто остался стоять в стороне. Может, потому что я делаю это неправильно?
С другой стороны, это не моя семья. Я не знаю этих людей. Не знаю, что они из себя представляют, нравятся они мне или нет. Если уж разобраться, я также не совсем уверен в том, что буду вести себя принципиально иначе, когда что-нибудь произойдет с моими родителями или братом. Все стало слишком далеким, мы разучились нормально общаться, я разучился переживать за то, что стало мне по-настоящему чужим. И даже винить в этом некого. Просто так вышло, просто каждому свое. Это звучало бы еще ужаснее, произнеси я это вслух, но я действительно не мог согласиться с тем трагизмом, с которым Хоуп вырисовывала траектории из угла в угол. Все проходит, все разрешается само собой. Нужно было просто успокоиться. Но как об этом сказать ей и не стать жертвой полнейшего разочарования.
Поэтому я все еще молчал. Мог либо стоять над душой, пока меня не пошлют в очередной раз, либо дать время и пространство для размышлений наедине с собой, потому что иначе я не знаю, как решаются проблемы. А чем еще я мог быть полезным – у меня нет рычажков, за которые я могу потянуть, и приедут хорошие дяди, которые поставят Кевина на место. 
И, черт возьми, этот Кевин, хренов прагматик, он делал ставку на меня как на самое слабое звено. Даже не на финансовые проблемы отца Хоуп. Тогда в больнице, он говорил это не просто так. Наверняка знал, что рано или поздно моя менее доблестная сущность проявится. Я изо всех сил пытался сопротивляться, мне не хотелось поигрывать этому шантажисту и скупердяю, ведь, по сути, все совершенное им нисколько не делало его лучше, по крайней мере, лучше меня. Но стоя здесь, на кухне, почти не двигаясь с места вот уже несколько минут, я все думал, когда же хоть один кирпичик рухнет с глухим звуком на землю. Щекочущее чувство, ты постоянно на грани своих состояний, своих жизней: прошлой и нынешней.
Хоуп, впрочем, знала все и без меня. Она сильная и полна решимости. Она человек зрелый и способный отвечать за нескольких людей одновременно. Не так давно они хотели стать родителями с Кевином, но потом появилась взбудоражившая жизнь каждого из нас интрижка, и все пошло крахом. Впрочем, один ребёнок в лице меня у нее точно появился, даже если она станет отрицать, думая обо мне лучше, чем стоило бы.
Вот и сейчас, я знаю, что она переживает, прежде всего, о благополучии родных, при этом не забывая обо мне. Она разрешит все, а потом вернется домой и скажет «прости», потому что вспылила. И это «прости» будет казаться ей уместным, она искренне будет так считать. Так вот, насколько по десятибалльной шкале это характеризует меня как зрелого человека, мудрого мужчину? Я сам хочу поставить себе единицу хотя бы за то, что задумываюсь об этом.
Хоуп появляется в холле, я провожаю ее до прихожей, потому что она собирается в участок, она так решила, а я даже не собираюсь ей мешать и строить баррикады. Мой взгляд задумчив и угрюм, но я смотрю на нее спокойно и вроде бы понимающе, однако Хоуп говорит мне не волноваться, и я начинаю волноваться от противного.
- Как скажешь… - я даже не стал упоминать про врача в очередной раз и все его наставления, не говоря уже о банальных стрессах. – Просто позвони.
Я не жду, когда она ответит мне, в душе затая наивную надежду на то, что все будет хорошо уже завтра, буквально на секунду подумал об этом, воодушевился и закрыл за ней дверь – это лучшая из опций.
За закрытой с этой стороны дверью я осмотрел пустую квартиру и сунул руки в карманы старых джинсов. Сразу появилось так много времени, но оно было не моим. То есть, мне казалось, сейчас я не мог потратить его на себя, потому что это странно и по-предательски, но и сделать что-то со всей ситуацией я тоже ни черта не мог. Поэтому я остановился посреди этой пустой квартиры и просто стоял, рассматривая старые предметы и те новые, которые Хоуп привезла и уже успела распаковать. Например, этот разноцветный плед или картины детей в цветах. Она еще постоянно повторяла, не слишком ли это. Боялась, что эти картины меня испугают, и я в страхе и с криком «помогите» выбегу на улицу. Я громко смеялся.
Эти вещи говорили о том, что место, как и жизнь его хозяина, не потеряна. Здесь и до нее жила женщина, но Табита — другое. Она просто очень странная, и я не видел ее довольно давно, даже половина ее одежды, вечно раскиданная то тут, то там, пропала, словно она постепенно выезжала отсюда, чему бы я не удивился, учитывая, как та проводит свое свободное, да и все остальное время.
В дверь постучали. Сердце отчего-то сильно забилось, словно мне хотелось, чтобы Хоуп вернулась, забыв зонт, телефон, бумажник, значок – да то угодно, и я бы тогда точно что-нибудь сказал, что-нибудь уместное, что не заставило бы ее лишний раз сомневаться во мне и в правильности того пути, который она выбрала для себя. Но за дверью показался Стив.
- Прости, что так рано, - я тут же перебил его и сразу пригласил войти, даже не поинтересовавшись, что произошло. Стив на ходу объяснялся, пока я снова запирал дверь. – Все нормально, мы не спали.
- Так это у вас кричали? Девушка. Такой расстроенный голос… Все хорошо?
Я рассеянно закивал и пошел за кофе для Стива.
- Да… да, все в порядке. Спасибо, что побеспокоился, - за рассеянными кивками последовала короткая улыбка. Почесав пальцем лоб, потянулся за сахаром в шкафу, но там внутри что-то плохо лежало, и потому тут же обрушилось на пол. Какие-то специи, крупы. Все, до чего я не касаюсь обычно, это покупала Хоуп.
- Ох ты ж, - спохватился Стив и поспешил мне помогать, а я даже не стал об этом печься, просто оставил все, как есть. – Брось, не надо, - дотрагиваюсь до плеча соседа, пока он пытается убрать пол. – Оставь это. Я разберусь потом. Садись.
Я бы добавил в кофе коньяк, но у меня не было здесь ничего крепче пива или кефира, да и вряд ли Стивену нужно знать, что у нас произошло.
- Так как она…
- Хоуп, - проговорил устало в кружку с кофе, пришлось приложить усилия, чтобы держать глаза открытыми, так как те уже начинали слипаться.
- Да-да, все не знал, как к ней обращаться, - Стивен издал скромный извиняющийся смешок, он сел на высокий стул и сложил руки перед собой на столе. – Очень милая девушка, такая приветливая, всегда поможет, если что. Помню, мне брат рассаду привез... там было два ящика, вроде не тяжело, но она все равно взялась. Я еще очень удивился, что она к тебе идет, честно говоря…
- Так ты что-то хотел? – прервал его радужные воспоминания, когда понял, что голова начинает потихоньку гудеть от столь активного собеседника. Издержки гостеприимства.
- Ох, да, точно, вот голова садовая! Не поможешь нам сегодня с Эваном? Он приедет с моей новой ванной, будем устанавливать, а ты-то это дело знаешь лучше всех, чтобы уж нам…
- Идет, - снова прерываю того на полуслове. Сейчас я был согласен на все, лишь бы он перестал говорить.
- …чтобы уж нам не возиться. Идет, да? Ну все. Сегодня в восемь тогда зайдешь? – я кивнул и сделал еще один большой глоток горького напитка, который в горло, честно сказать, не очень лез. – Прости, ничего тебе не предложил, я немного не в себе, - проводив соседа до двери, я вновь натянул улыбку, но не смог поднять глаз, свет вдруг начал болезненно врезаться в них. Стивен похлопал меня по плечу по-отцовски и последний раз обеспокоено спросил, все ли у меня хорошо, и я активнее, чем раньше, замотал головой. Выходя Стивен крепко пожал мне руку и предложил пойти поспать, ведь, по его словам, нас ждал веселый вечер. На этих словах он рассмеялся, и я устало улыбнулся, указав на него пальцем.
- Передавай привет… Хоуп, - Стив поднял указательный палец вверх, подчеркивая имя, которое он успешно запомнил. Я кивнул через щель и закрыл дверь до конца, снова оставшись наедине со своими мыслями. Правда, те уже начали путаться между собой, и когда я дошел до дивана в гостиной и присел на него на пару минут, сам не заметил, как провалился в сон.
Оказалось, что проспал я всего пару часов. Меня даже никто не будил, просто что-то резко выдернуло из сна, как будто мне нужно было проснуться и тут же пойти ополоснуть лицо холодной водой. Я так и сделал. Теперь и сна ни в одном глазу, хотя утром мне казалось, что под весом этой неподъемной усталости, которая так быстро окутала меня, я просплю до самого вечера. Вспомнил, что ко мне заходил Стив, сперва убедившись, что это все-таки мне не приснилось, от чего вскоре расстроился, потому что я пообещал ему помочь с установкой ванны. Этого мне сейчас не хватало. С другой стороны, оно и к лучшему, кто знает, как обернется сегодняшний день. Может, мне не стоит вообще оставаться в четырех стенах и лучше хорошенько проветриться, пока Хоуп не вернется домой.
Когда я наспех переоделся и вышел из дома, в кармане куртки, которую, кажется, с прошлой весны не надевал, нашел залежалую сигарету. Не курил уже пару или тройку лет, а тут эта находка, как будто специально попалась мне под руку. А меня так легко было соблазнить этими неслучайными совпадениями, что я переборол свою совесть и, попросив огонька у стоявших рядом с домом молодых ребят, задымил. Мне хватило несколько затяжек, чтобы я ощутил себя прескверно после пары часов сна и резко схватившего желудок голода, и я выбросил сигарету к черту.
Идеями о дальнейших планах не фонтанировал, сначала просто зашел в старую-добрую забегаловку за углом, где попытался впихнуть в себя сытный американский завтрак, но на полпути бросил это дело. Занял себя несколькими звонками по работе, но никаких серьезных изменений со вчерашнего дня, хотя я настолько сильно запутался в днях недели и времени суток, что не помнил, когда в последний раз мне удавалось чем-то спокойно и нормально заняться. Подчиненный и по совместительству приятель не стал долго терпеть мою компанию и вялую интонацию в трубке, и потому побыстрее мечтал отделаться от меня, заклиная не приезжать, потому что «у нас тут и без тебя все печально». За это я люблю этих парней и свою работу, некогда сопли на кулак мотать, того и гляди балка череп размозжит. Мы договорились о том, что через два часа мы встретимся в нашем баре, при этом лишний раз он предупредил меня о том, чтобы я не смел ни в какие истории влипать.
- С чего бы это? – в истории я не влипал уже порядочно, в такие, чтобы потом сгорать со стыда. Разве что, вместо того чтобы дождаться Остина, я пошел в бар раньше оговоренного, набрав вторым, третьим своим друзьям, которые смогли освободить для меня время в середине дня. То есть в основном это были те, с кем я последний раз пил, причем довольно давно, и все наши пьянки заканчивались в разной степени увлекательно. Сначала мне просто хотелось выпить, но потом я даже обрадовался, что размышлять о жизни подшофе в такой компании не придется, потому что сейчас мне меньше всего это нужно.
Я прибыл на место, экстерьер бара все такой же неприметный, особенно в свете дня. Друзья уже ждали меня внутри, словно и не уходили отсюда, прикованные к стульям, и когда я зашел, поприветствовали меня радостными воскликами, сразу же наливая за здоровье, за счастье, за любовь. На дежурные вопросы «как дела» им достаточно было ответа «пойдет», и все остальные разговоры касались только того, что происходило прямо здесь и сейчас или того, что могло только развеселить или подбодрить: старый футбольный матч, потом хоккей, ненависть к канадцам, старый-добрый дядя бармен, которого каждый называл своим именем, потому что никто никогда не мог запомнить настоящего. Все здесь было на своих местах и из года в год ничего не менялось, отчего сильнее ощущались изменившие твою жизнь события, но стоило один раз забыться под действием алкоголя и добрых баек, уходить отсюда уже не хотелось.
За окном уже давно стемнело, я позабыл про телефон, оставленный в куртке, которая спокойно висела где-то в углу. Одному приятелю внезапно позвонила жена, и я сильно удивился тому факту, что он вообще женат, отпустив на этот счет ироничный комментарий.
- Как видишь, жизнь не стоит на месте, - заметил он справедливо, - самые спесивые в итоге становятся…
- Подкаблучниками, - продолжил я за него, но, скорее, просто шутил, чем придал этому какой-то здравый смысл. Приятель не обиделся, все остальные засмеялись, а он снисходительно кивал головой и молчал, давая им насладиться этим моментом.
- Да ладно. Ты серьезно? – я подошел и обнял того за плечи, - Все нормально, это же здорово, так? Рад за тебя и красавицу… - поднял стопку текилы, которую нам не очень-то любезно поднес Гордон, сегодня я называл его так, - как ее?..
- Лили, - тихо ответил он. – Лили! Лили? Какое прекрасное имя, - я был пьян и заговаривал зубы. С силой хлопнул приятелю по спине и призвал всех выпить за эту благословенную женщину. – Желаю вам семейного благополучия и так далее. И так далее… черт бы вас побрал, - улыбаюсь ему заплывшим лицом и опрокидываю еще один шот. Друзья подхватили эту волну из текилы, а приятель молодожен внимательно посмотрел на меня, пока я облокачивался на барную стойку и терял координацию.
- Завидую тебе, мужик.
- Это плохо, - тут же ответил ему твердо, хотя по моим глазам трудно было определить степень вменяемости. – Никогда не знаешь, чем кончишь, правда? А ты вообще чего тут сидишь? Иди к жене, давай, - принялся спихивать его с места и вести к двери. Крейг, так его зовут, в свою очередь, вел меня, потому что оказался гораздо трезвее. -  Может, мне тебя домой подбросить?
- Горовиц, жениться ты женился, а водить в пьяном виде не разучился. Моя девушка будет недовольна. Она тебя посадит, понял? А меня бросит сразу. Вот ты не знаешь, а я тебе скажу… - Крейг уже сажал меня в машину, когда я то и дело порывался выйти обратно и при этом пытался что-то ему рассказать. Это было нормальным и привычным для нас всех. Говорю, им весело, потом на меня уже просто не обращают внимания, потому что говорю слишком много. Когда я выдохся наконец и присел с открытой дверью на сиденье, опираясь руками на колени, Крейг спросил меня:
- Девушка-коп? Это что-то новенькое, - он щелкал кнопки на приборной панели, настраивал навигатор. Не поднимая мутной головы, я положительно кивнул, - Люблю ее, представляешь. Вот это точно что-то новенькое.
Пока он колупался в своем навигаторе, я неторопливо встал на ноги и направился на поиски подходящего темного угла, чтобы справить нужду, но спьяну мне потребовалось время, чтобы приткнуться в место поукромнее, чтобы еще ненароком не загреметь за попытку сексуального насилия или типа того по жалобам местных жителей. Оказалось, что хороших подворотен не так уж и много в этой округе.
Пока застегивал ширинку, вспомнил, что куртку с ключами и телефоном оставил в баре, и решил, что надо туда вернуться, пока я все еще в сознании, иначе эти олухи про нее точно забудут. Но только я сделал шаг, как кто-то обхватил меня за шею, подкравшись сзади, и принялся душить с явным намерением довести свое дело до конца. Не скажу, что я сразу протрезвел, мне понадобилась несколько секунд, чтобы вообще сообразить, что происходит, как я тут оказался и как мне выбраться живым. Пришлось изрядно поднапрячь извилины, чтобы включиться и не свалиться от слабости и ватных ног прямо здесь, рядом с мусором. Мне не хватало воздуха, я с силой сжал зубы и издал звук, больше напоминающий рев, прикладывая максимально усилий для сопротивления. Собрав всю волю в кулак, замахнулся и ударил локтем нападающему в живот, стараясь попасть в солнечное сплетение, но того, что человек ослабил хватку, мне уже было вполне достаточно, чтобы высвободиться. Послышался глухой стон, повернувшись, я понял, что на его лице самодельная маска с прорезями для глаз. Мой кулак решительно прописывал тому куда-то в голову, но из ниоткуда появился еще один, такой же нарядный, и с чувством выполненного долга уложил меня на землю, пару раз хорошенько пройдясь по лицу. Я приземлился на лопатки, знатно отбив спину, за оглушающими ударами не смог сконцентрироваться ни на секунду, поэтому получил еще несколько раз тяжелым ботинком в живот. Ничего не стоило стерпеть боль, во мне бултыхалась, пожалуй, целая бутылка текилы, которая притупляла мои ощущения по этому неприятному поводу. Поэтому вскоре я попытался подняться, когда парни отошли назад, обступив меня.
- Это что еще за маски-шоу? – прокряхтел я, придерживая руку на ребрах, плюнув на асфальт скопившуюся во рту кровь. Моя ухмылка, наверное, не очень им понравилась. – Ты там не сильно ушибся? – к сожалению, ребята попались не очень общительные, и первый, не впечатлившись вопросом, резво подошел ко мне, схватил одной рукой за грудки, а второй прописал прямо в челюсть еще пару раз, прошипев в свой намордник:
- Сука.
Я пытался защищаться, но чувствовал только предательскую слабость, от которой валился обратно на спину и даже не смог прикрывать лицо от ударов. В какой-то момент, наверное, я вовсе отключился, потому что последнее, что помню, — звук хрустнувшего носа и резкую пронзительную боль.
- Привет тебе… Бруно! – услышал с отвращением брошенную фразу и блестящие зрачки перед глазами, когда очнулся. Кто-то из них для завершенности дела пнул меня в спину, но я уже не чувствовал боли, она срослась со мной в одно целое, и все, что я мог ощущать сейчас – это как в ушах гудит, я почти не слышу удаляющихся шаркающих ног. Пытаюсь подняться, но выходит с третьего раза. Сил хватает только доползти до железного контейнера, о который мне удалось опереться, пока я пытался посадить себя. Хочу осмотреться, но тусклая лампа, светившая в углу, показалась мне до того яркой, что я попросту не смог до конца открыть глаза. Правый вообще отказывался открываться, поэтому я просто откинул голову назад, упираясь затылком в железяку, и тяжело дыша, старался совладать с постепенно проявляющейся болью. Последнее, о чем я сейчас думал, кто эти люди, но после некоторого времени, проведенного в этой подворотне, постепенно дошел до очевидной мысли, и от столь унылого поступка со стороны Эгертона на лицо полезла улыбка. Я бы даже рассмеялся, если бы не ребра.
Не знаю, сколько времени прошло. На улице было все так же темно. Хотя я помню, что точно еще раз отключился, пока сидел здесь. Но когда приоткрыл глаза, понял, что нужно выбираться отсюда. Не знаю, куда подевались все мои друзья из бара, и заметил ли Крейг, что меня нет, или подумал, что я пешком направился домой, это уже не имело значения. Держась рукой за железную решетку позади себя и контейнер, я кое-как поднялся и, согнувшись, добрался до дороги. Попытки поймать такси приравнивались к нулю. Могу себе представить, насколько этот вид не внушал доверия. Третья машина проехала мимо меня, и мне хотелось разорвать кого-нибудь в клочья. Позади меня послышался еще один шум колес, но за ним последовал и звук сирены с мигалками, что означало одно – домой я попаду нескоро.
- Мне нужно забрать вещи. Мои вещи, они в баре, - леди-полицейская не очень нежно ведет меня к машине, не сильно обремененная тем фактом, что я тут еще и разговариваю. Так и не получив ответа, я больше не пытаюсь спорить с ней. Мне кажется, я столько раз катался по полицейским участкам Филадельфии, что пора бы уже выделить отдельную комнату.
- Я никого не убивал, честное слово. Только лучшие годы своей жизни, - не устаю острить, но леди советует мне закрыть рот.
- Сейчас приедем и разберемся с тобой, не переживай. Здесь недалеко.
Сморщившись от боли в ребрах, я кое-как залез в полицейскую машину, и мы не спеша поехали к участку.

BEN HOWARD – UNDER THE SAME SUN
I lie in your charms
Though it harms the best of me
Дверь машины отворяется, я почему-то улыбаюсь. Леди-коп думает, что я невменяем, хотя не могу отрицать — все смешалось перед глазами, в голове, в этой чертовой жизни. Мне оставалось только засмеяться, хуже-то точно не будет. Она вытаскивает меня из машины, будто бы против воли, но мне просто тяжело двигаться. Сколько мы проехали? Километра три? За то время, что мне удалось насидеться в дергающейся из стороны в сторону машине, я явственно ощущал каждый участок на теле, куда пришлись удары от непрошеных гостей в масках. В голову ударила сильная боль, в висках, в затылке. Она просто заполнила всю мою черепную коробку, сжала в своих тисках и не отпускала по меньшей мере минут десять.
Я поднимаю левую руку, как умею, все еще не имея возможности полностью разогнуться и выпрямиться, чтобы эта доблестная служительница правопорядка не думала, будто у меня в карманах припрятано оружие. Пытаюсь ей что-то сказать, но язык не слушался меня, голос то ли осип, то ли вовсе пропал, во рту пересохло и отдавало стойким вкусом железа. На мои попытки промямлить она лишь посмотрела на меня нахмурено и передала третьим лицам, перед этим узнав-таки, как зовут героя. Ее напарник без лишних вопросов и церемоний приветствия сразу же отвел меня в клетку для провинившихся прямо по коридору. Причина неизвестна. Иди, куда скажут. Но раз посадили, значит где-то эта причина должна быть. Впрочем, если и существует справедливость, то точно не в этой жизни. Я покорный, усталый и побитый бак с мусором вместо мозгов просто сел на жердочку. Белокурая полицейская, привезшая меня сюда, со своим напарником стояла у стойки, заполняла какие-то бумаги, и насколько я мог видеть полуоткрытым глазом, посматривала искоса на меня из-за стены. Я откинул голову назад, так легче было воспринимать реальность. Может, я просто устал, и меньше всего мне хотелось разбираться с этой неясной проблемой. Чувствую, как тяжелеют и без того неподъемные веки, и я погружаюсь в небытие, то ли сплю, то ли брежу. Блондинка приблизилась неожиданно, звуки от ее слишком размашистых для женщины шагов отдавали в голову и казались гораздо громче, чем на самом деле. Они заставили меня резко очнуться и попытаться сфокусировать взгляд на светлом пятне перед собой.
- Эй, - тихо зовет она, - Эй, Киль! – девушка шепчет и озирается по сторонам, боясь быть замеченной, я подаю знак о том, что слышу ее, и перекатываю голову в ее направлении. – Ты там живой? – еле заметно качнул головой и попытался поднять большой палец вверх, но рука так и осталась неподвижно лежать на бедре. Пожалуй, это все, что ей нужно было знать, чтобы перестать трястись. – Недавно тут? – выдавливаю из себя, когда она выпрямляется, держась за железные прутья решетки и уже собирается уходить. – Что? – поворачивается обратно и растерянно убирает прядь волос за ухо. – В полиции, - подавляю очередной приступ боли, скрывая ее в кряхтении, словно мне всего лишь неудобно сидеть. – Честно говоря, всего месяц, - ее так легко было разговорить, она переживала и не могла спокойно смотреть на кровавое месиво. – Надеюсь, там не все так страшно, - пытаюсь улыбнуться, имея в виду свое лицо. – Не слишком увлекайся… Разговорами со мной, - она спохватилась и тут же встала, но, прежде чем уйти, спросила, не нужно ли кому-нибудь позвонить. Я долго мешкал, не знал, стоит ли тревожить Хоуп, с другой стороны, она же совершенно не знает, где я, дома не ночевал, не позвонил. Достаточно ли поводов для того, чтобы уже сойти с ума от волнения?
- Найди Хоуп Эгертон, скажи, что я скоро… Просто скажи, что я в порядке, сделаешь это для меня? – девушка хотела было переспросить, ее рот приоткрылся в легком удивлении, но она просто смолкла и заторопилась прочь, держа руку на своем массивном поясе.
And I hope like a child
Widow of the sea
I hold these arms around you
All's around me
Меня держали не так долго. Бывало и хуже. Но в этот раз ничего не происходило, ни допросов с пристрастиями, ни пыток инквизиции. Просто оставили тут, иногда набивая этот обезьянник новыми гостями, которым не повезло этой ночью. Пара психов, один бомж, все по мелочи. Кто-то пытался со мной заговорить даже, и я вежливо старался отвечать, покуда сил хватало открывать рот. Прошло, может, несколько часов, откуда мне было знать. Все стихло, несмотря на то, что новый день уже вступал в свои права, и участок должен был оживиться. То ли это я снова потерялся где-то между сном и явью.
Когда послышались чьи-то шаги, я, не открывая глаз, приподнял голову и попытался немного привстать, как тут же послышался дрожащий голос Хоуп, от которого сердце сразу екнуло и от неожиданности, и от самой интонации. Мне удалось взглянуть на нее, но вид был до того напуганным, что просто не хотелось лишний раз расстраивать ее своими побоями. – Зачем ты… - тихо бормочу, но меня еле слышно, в горле першит, сдавливает ком. Хоуп, конечно же, не слышит, она порывается войти, просит у девушки открыть решетку, но та отпирается, долг таков. И мне хочется снова сказать Хоуп о том, чтобы она успокоилась, потому что все не так уж и страшно, а эта девушка ни в чем не виновата, но разве она услышит. А если и услышит, точно не послушает.
- Да все со мной нормально, - выуживаю из себя, пока Хоуп пререкается со своей коллегой, но эти попытки тщетны. Сара, теперь я знаю, как ее зовут, после неравной схватки с девушкой, которая готова была, кажется, разорвать всех на своем пути, отступила, протянув Хоуп ключи, а затем и вовсе удалилась, хотя я уже не видел, как она ушла. Передо мной появилась, как осиновый лист, дрожащая, чуть не плачущая, но в то же время поразительно сильная духом Эгертон. Она осторожно касалась моего лица, а я не показывал вида, я же должен был оставаться мужественным хотя бы после того, как эти двое уделали меня в подворотне.
- Ты бы видела другого парня… - классический ответ, но как тут не пошутить, когда она такой путь проделала и всю ночь ждала новостей от нерадивого бойфренда. Мне удается даже выдавить смешок, но Хоуп не в восторге, она просто недвижимо смотрела на все это безобразие своими слишком печальными глазами и ждала ответов. Мне же хотелось просто забыть обо всем, хотя в запасе у меня бы нашлось пару козырей, приправленных злостью, пропитанных чувством неистовой мести, я же не мог все оставить просто так. По крайней мере, я думал об этом периодически, пока ехал в участок или там, сидя у мусорного контейнера в полумраке. Но сейчас Хоуп была тем самым светом, которого мне не хватало, чтобы спастись от черных мыслей.
- Просто пара каких-то неудачников. Ошиблись, наверное. Извини, эта пьянка вышла из-под контроля, – просил прощения за то, что не удалось позвонить, что оставил куртку в баре, что все и всегда вечно пускаю по известному месту, и никак не могу найти этому оправдание. Нет времени думать о том, что во всем виноват какой-то мудила с мешком денег и пультом управления от людей, запросто прогибающихся под него.
Сара вернулась. Перед глазами мелькнул красный крест, я поморщился и отвернулся, снова откинув голову на стену. От одного запаха начинало мутить.
- Может, не надо, - но Хоуп уже прикладывала тампон к саднящим ранам на лице, и я прикрыл глаза и сжал губы, словно это было гораздо хуже, чем то, как тебе бьют по роже с размаху. Но разве кто-нибудь вообще это любит. Тем не менее, я терплю, потому что в действительности это такой пустяк, мне даже стало приятно, что она обо мне печется. Хотя я это вовсе не люблю, но тут — бальзам на душу. Я рад, что она просто пришла.
- Нам никогда не удастся нормально отметить новоселье, да? – я все еще не говорю ни слова о Кевине и его шестерках, о том, что он сделал или что сделала поперек ему Хоуп, чем вызвала бурную реакцию и пустила в ход необратимый процесс, потому что говорить и думать об этом тяжело, голову перекрывает моментально. Нельзя, чтобы мне перекрывало голову.
Will you be there, when the day's done?
Will you be there
Under the same, under the same sun?
Аккуратно убираю руку девушки с тампоном от моего лица и беру ее в свою ненадолго, но вскоре отпускаю, с тихим вздохом поворачивая голову и упираюсь взглядом в пол.
- Я знаю, это Кевин, - поджимаю губы и поднимаю глаза на Хоуп, - Прости.
Она так много раз извинялась, что я не понимал, может, все-таки стоит дать ей это прощение, ведь она твердо уверена в своей вине за все, что происходит. Так нельзя, это несправедливо и нелогично, но мне оставалось только кивать.
Прошло с полминуты, пока я вот так смотрел на нее, чувствуя, как веко на поврежденном глазу и рассеченная бровь теперь щиплют от раствора. Смотрел и думал, как нам с этим всем дальше жить.
- Ну, Кевину придется смириться с тем, что он проиграл, – бесстрастно говорю я, стараясь не показывать лишних эмоций, которые всегда так и норовили вылезти при разговорах об этом человеке. – Нужно уметь проигрывать, Кевин, - произношу ехидно, словно он сидел сейчас передо мной и мог подавиться своим неминуемым провалом. С другой стороны, никакой игры и не было, просто ничего не бывает просто, и это все только лишний урок. Хорошо, спасибо. – Ладно, покуда он доволен… - я наклоняюсь к Хоуп и провожу ладонью по ее щеке, задерживаясь там на пару секунд. Она прикрывает глаза, чувствуя мои прикосновения, хмуря переносицу. Большим пальцем потираю ее нежную кожу, где совсем недавно вниз спустилась одинокая слеза. – Ну-ну, только плакать не надо, - спокойно подмечаю, но на этот раз никаких наставлений, просто не хочу снова видеть ее слез. – Послушай, если тебе нужно сделать что-то важное, сделай это, не нужно оглядываться, тем более на меня. Я не пропаду. Можешь быть уверена. Главное, чтобы он оставил твою семью в покое, - после небольшой паузы продолжил, - У меня есть дядя, он работал в полиции, не знаю, работает ли сейчас. Но вдруг у него есть свои люди, все-таки стаж, связи… Мы не общались лет десять, но я бы мог с ним связаться. Скажи, что необходимо.
My yearn oughta turn these things
Turn these things around
I learned from you
Хоуп начала постепенно успокаиваться, она сосредоточилась на моих словах, а я поймал эту волну откровения, и не мог не высказаться до конца. Убрав руку с лица девушки, я погладил ее по волосам, внимательно посмотрел в глаза и продолжил.
- Я не откажу тебе в помощи, но ты должна понимать: не нужно ставить меня в неловкое положение и скрывать от меня проблемы, чьими бы они ни были. Не важно. Мы теперь вместе, и я хочу быть посвященным в твою жизнь. Надеюсь, ты не против этого, иначе это станет большой проблемой. Я взрослый мальчик и тоже могу отвечать за свои поступки. Не стоит перекладывать все на себя.
Мой голос обрел уверенность, которой до этого так не хватало, прорезался как в прямом, так и переносном смысле. Все эти дни я пытался сохранять спокойствие, быть, что называется, покладистым и прилежным. Заботливым, мирным… и так далее. Потому что Хоуп нужен был покой, ей нужен был дом и обстановка, в которой она будет чувствовать себя в безопасности, уютно, как дома, особенно в тот самый период, когда она завела себе новый дом и нового мужчину. Но случайно или намеренно за это время, которое должно было стать неимоверно счастливым для нас обоих, мы столкнулись с проблемой первого недопонимания. Оно и раньше встречалось, но касалось только глупых бытовых вещей, на которые я никогда не обращаю внимания и доверяю все эти вопросы Хоуп, другим женщинам до нее, не находя в этом какого-либо смысла, но здесь — уже совсем другое.
Может, со мной не так уж и легко, как кажется на первых порах.
- А сейчас мы можем просто поехать домой?
Will you be there, when the day's done?
Will you be there
Under the same, under the same sun
....
Lovely as you are?

THE RETUSES – HOPE THERE'S SOMEONE
Hope there’s someone
Who’ll set my heart free
Nice to hold when I’m tired
- Хорошо? - кивнул, - Хорошо... - словно подытожил и закрепил пройденное. Мол, второго раза не будет, повторять я не стану, поэтому давай усвоим этот урок прямо здесь и сейчас раз и навсегда, иначе ни черта не выйдет, кадры не склеятся в единую картину. Это было бы крайне жестоко, говорить подобное Хоуп, потому что она может не так меня понять, воспримет это в ключе моего неугомонного нарциссизма и вечного ребячества, из-за которого я бегу от ответственности. Многие понимают меня не так, когда я не обхожу острые углы и начинаю рубить правду. Оказывается, люди очень мягкие, им надо нежно и осторожно, с долей небольшой недосказанности, но так, чтобы все все поняли. В моем же случае нужно было просто вовремя промолчать, несмотря на то, что в своих мыслях или несказанных словах я не видел ни грамма чего-то криминального и оскорбляющего.
Хоуп сменила тему, и это не могло не радовать меня, потому что говорить о чем-то, кроме того, чтобы выбраться отсюда, мне не хотелось ни под каким предлогом. Ночка выдалась веселой, мех повыбит, шутки закончились, улыбки угасли. Я просто устало перекидывал взгляд с одной точки на другую, иногда останавливая его на Хоуп в попытке сделать вид, что все в порядке. Впрочем, это не самое страшное, что могло произойти, главное, что живой, и на том спасибо, поэтому я и не видел тут никакой проблемы. Все проблемы сейчас казались настолько ничтожными. Я надеялся, что Хоуп это тоже понимает и вскоре перестанет так печься обо мне и моем побитом организме, в частности.
- Может, просто встать и пойти, нет? - ирония и еле заметное раздражение в голосе, мне не терпится сделать уже что-нибудь, чтобы просто больше не видеть этих стен. И дело было даже не в стенах. Мне необходимо было сдвинуться с места и смахнуть с себя нарастающее напряжение, которое только усугубляло положение и могло спровоцировать не самые добрые высказывания в адрес первого попавшегося под руку. К сожалению, сейчас это могла оказаться Хоуп. Я упираюсь ладонями в колени и вот-вот собираюсь привстать, но Хоуп снова начинает орудовать инвентарем из аптечки, колдуя над увечьями. Я машинально отвожу голову, как только вата с перекисью касается разбитой брови, но не успеваю, раствор уже действует, и мне остается только поморщиться.
- Я скоро вернусь, - произносит Хоуп и удаляется в неизвестном направлении. Скорее всего пошла за той девушкой. Как ее там звали? Мозги отказывались работать и воспринимать новую информацию. Мне хватило пяти минут, чтобы забыть все детали ночи и этого утра напрочь. Допроси меня сейчас на предмет нападения, я не вспомню ничего, кроме того, как вылез на проезжую часть.
Вновь откидываюсь назад к стене и опускаю подбородок, а веки опускаются за ним сами. Вата, пропахшая спиртом, заставила меня скривиться, и я выбросил ее куда-то подле себя, завершив свои мытарства тяжелым вздохом. Состояние полной дизориентировки, и я уже даже не жду ничего. Просто сижу, слышу своё дыхание. Но вскоре слышу звук ещё одного голоса, который уже не узнаю. Он говорит мне, что я могу идти, и Хоуп тут же появляется передо мной, намеренная помочь мне добраться до дома. Я же пытаюсь сделать это самостоятельно, однако получается не сразу — тело, привыкшее к сидящему положению, отозвалось резкой пронзительному болью, очаг которой пришёлся прямо в ребра и живот. Это заставило меня снова разозлиться и с чувством чертыхнуться себе под нос. Несмотря на неустойчивость, я положительно качнул головой на вопрос Хоуп, а затем даже вымолвил для пущей уверенности:
- Конечно могу, - я вправду хотел идти сам и дошел бы, но сейчас не время показывать свою гордость или бесполезное гендерное превосходство, поэтому позволил ей помочь отвести меня к машине. Там же она вновь поинтересовалась, не нужно ли к врачу. Прекрасно и без моих ответов знала, что необходимо делать, но вела себя максимально понимающе, чтобы не махать красной тряпкой перед лицом, и мне стоит оценить это после. Но сейчас я только вздыхаю и обтекаю занятое сиденье. А Хоуп хватает этих секунд молчания, чтобы перестать напирать. Она садится за руль, и только тогда я спохватываюсь, чувствуя себя куда отвратнее, чем раньше со всей этой болью. Вождение ей противопоказано, надо было взять такси, ткнуть на кнопку в приложении на телефоне. Но никак не прибегать к самостоятельному передвижению по городу. Если бы не ребро, я бы заметил это, но сейчас мне ничего не стоило поругаться и не чувствовать за собой вину, поэтому я просто ждал, когда все уляжется, мы доедем, и я усну. К черту все эти разговоры и порицания.
Oh, I’m scared of the middle place
Between light and nowhere
I don’t want to be the one
Left in there, left in there
Сколько раз я уже возвращался сюда и видел одну и ту же картину: груда неразобранных вещей. То ли сюда, то ли обратно, не похоже, чтобы здесь вообще жили люди. Напомнило бы какую-нибудь дрянную независимую комедию, но все было слишком реальным, чтобы смеяться. Может, как-нибудь потом, выйдя на крышу с пивом и чипсами, мы забьёмся в истерике, вспоминая прошедшие пару дней. Они покажутся нам пустым звуком, нелепым недоразумением, которое вроде бы и произошло, но уже очень давно.
Хоуп ведёт меня в спальню, мы меняемся местами. Какая тупая ирония. Если есть там кто наверху, скажу так, мистер, с чувством комического у вас все в порядке. Хренов ты шутник.
И я бы рад повеселиться, это для меня просто — всерьёз не воспринимать ничего. Но, черт, мне все ещё не смешно, и в эту самую минуту я не знаю точно, встанет ли все на свои места.
Хоуп снимает с меня рубашку и касается иссиня-красных отметин на теле. Мне приходится затаивать дыхание, чтобы ненароком не скрипнуть и не поднять очередную панику. Её глаза и так бегают в беспокойстве туда-сюда, буквально стоят на мокром месте, или я уже просто привык видеть её вечно плачущей и подавленной. Не самое лучшее начало совместной жизни, не самый приятный знак. И я, наверное, полный идиот, раз в эти знаки верю. Но с другой стороны, это сейчас не означало ровным счетом ничего, потому что мои намерения все ещё сильны.
Я не поц.
Слышишь, ты? Обмудок.
Шумно выталкиваю воздух, словно очищаю себя от гнева, хоть мы и успели породниться с ним.
Я и не надеялся услышать от Хоуп что-нибудь ещё, мы могли просто лечь спать и забыть обо всем на добрый десяток часов, но она начала говорить, заставляя все внутри меня сжиматься от горечи и какого-то светлого чувства облегчения.
Дыхание заметно участилось, пока грудь не сдавило всем эти красочным набором разных эмоций, и я просто замер, уже не обращая внимания на боль. Во рту давно пересохло от методичного молчания, и попытки вставать хоть слово оказались тщетными, а потом я понял, что сказать мне действительно нечего.
После долгих часов общего мракобесия в стенах этой квартиры её слова казались мне лучом света в тёмном царстве. Что я мог ещё сделать сейчас? Сказать спасибо. Это так. Благодарность неистова. Не за то, что приехала и или прикладывала вату. Не за то, что кричала на ту девицу. Не за слезы или слова. Любые. Это так трудно объяснить, ещё труднее почувствовать. Но благодарность была сейчас главенствующим чувством. Оно и сокрушало меня, и придавало сил одновременно.
Ещё никто не делал для меня подобного.
Ремарка. Делал, пока хватало сил и задора, но любые ресурсы кончаются.
* * *
PATRICE – WALKING ALONE (ACOUSTIC VERSION)
I shut the world down
'Cause they don't understand
If you don't have a code
You are not a man
When I am up
They are around
But where are they
When I am down
When I am up
They are around
But where are they now
Когда твоей девушке двадцать лет, все, что она хочет, это трахаться на плите или стиральной машине. Ещё лучше — в парке или лифте, чтобы нечаянно быть застигнутыми врасплох. А когда у тебя котелок не варит, на веселье нет сил и настроения, когда хочется немного ненавидеть себя (потому что творчество, оно такое, превращает тебя в угрюмого типа с кислой мордой лица), а для безудержного многочасового марафона в постели просто нет желания, эти девочки соскакивают.
- Почему ты такой?
- Какой?
- Никакой. Отсутствующий. Утром все было хорошо, а сейчас что? Что успело произойти?
- Ничего не произошло. С чего ты взяла?
- Что я успела сделать не так?
- Ты ничего не сделала. Прекрати.
- Это ты прекрати. Хватит из меня дуру делать. Ты думаешь, я не знаю, тебе неинтересно со мной.
- Да, иногда мне бывает скучно. Тебе тоже. Всем бывает скучно. Может, просто посмотрим фильм?
Истеричный приступ наваливался всем этим маленьким телом, придавливал, как вся моя гребаная жизнь. Слишком тяжело. Девочки не готовы мириться с моей якобы сложной личностью. Простой Бруно нравился им гораздо больше.
А он на самом деле вон какой. Умеет печалиться, злиться, быть не только слепым оптимистом, надо же.
Хоуп видела все, многое не понимала и до сих пор не понимает. Но приняла. Я в это, по крайней мере, очень сильно поверил, и для меня это стало самой важной частью в наших отношениях, да вообще во всем. Мне всегда было важно, чтобы был на свете такой человек, который будет готов остаться рядом со мной, несмотря на мой характер, поведение или жизненные условия. Мне многие говорили — везунчик, ты везунчик. Я мотал головой, мол, ну да, как скажете, но никогда в это не верил, потому что все они: девушки, друзья, родные — в какой-то определённый момент переставали любить меня, они хотели любить только половину меня, которая была ими же создана или придумана, а вторая — настоящая — просто шла две по цене одной. И все. Такие половины не уживаются. Концерт вечной беспрекословной любви и верности заканчивается, так и не собрав полные залы. Цветы несите на могилки: две тысячи девятый, пятое декабря, наши имена.

There's no soul around
All my love
Is not enough
Don't need much
Just someone who loves me for me
* * *
http://s2.uploads.ru/j2Voe.gifЯ потянулся к руке Хоуп и просто сжал её — такой примитивный жест. Это все, что я мог позволить себе в нынешнем положении. Адреналин отпускал меня, я научился заново ровно дышать и ощущать реальность вокруг себя. Небольшой прилив сил: касаюсь ладонями её лица, приглаживаю волосы, обхватываю одной рукой, вторую, которая поднимается через раз, кладу на бедро. Мне удаётся аккуратно прижаться к ее телу и забыть про дискомфорт.
- Спасибо, - наконец произношу это шёпотом, касаясь губами ее виска. Я надеялся, что это даст ей достаточно для понимания, хватит этого слова, этих объятий, потому что для меня они точно значили больше, чем просто объятия, больше, чем обычное «спасибо». Я почувствовал её осторожные пальцы на своей спине, эти нежные касания, которые лишний раз напомнили мне о том, что у нас все будет в порядке, потому что это не просто какое-то ребячество, это даже больше не игра в кто кого уделает.
Спускаюсь от виска к её губам и, невзирая на саднящее тут и там лицо, целую Хоуп порывисто, она сперва замирает, но отвечает на поцелуй. Усталость отходит на второй план, не использованные резервы вступают в силу, мне кажется, что я все могу, позабыв про эти синяки и не способность активно передвигаться. Казалось, что мы не были вместе слишком долго, и я так много упустил, пока она лежала в больнице, а я приведением блуждал по квартире, закончив где-то в подворотне с разбитым лицом. Дыхание тяжелеет, как сорвавшийся с цепи зверь, углубляю поцелуй, ведомый неконтролируемым желанием. Ладони скользят по её бёдрам, и я с силой сжимаю их пальцами, чтобы притянуть ближе. Я так соскучился по ней, и поэтому в голову не приходит мысль, что эта идея не самая лучшая. Но организм обмануть все-таки не удается: неприятная резь заставляет меня ослабить объятия и оторваться от её шеи. Он говорит мне остыть. Пальцы крепко вжимаются в талию Хоуп, я замираю и закрываю глаза.
Она касается ладонью моей щеки и проводит по лицу, затем утыкаясь носом мне в щеку.
- Все нормально, - тихо бормочу и обнимаю её, неторопливым движением успокоительно провожу по спине. - Все в порядке.
Как мантра на всю оставшуюся неделю. Хоуп, переводя дух, не понимает, что сейчас произошло, однако уже в следующую секунду, поджав губы, активно кивает, лишь бы снова не расчувствоваться. Но Хоуп соглашается, уверенная в том, что так и будет.
Я все ещё держу её за руку, когда, прихрамывая, удаляюсь в ванную. Она с трудом отпускает меня.
Мне всего лишь нужно смыть с себя грязь обшарпанных улиц, животной клетки в участке и остатки крови.
Вода успокаивает, как только я подставляю голову под тёплые струи воды. Мне хочется простоять так, по меньшей мере, несколько часов, но нужно было выходить, чтобы просто не уснуть прямо в душевой кабине.
Этот очень долгий день должен был закончиться.
Открыв запотевшую дверцу душа, я обнаружил перед собой Хоуп с полотенцем в руках, она осторожно и очень сосредоточено вытирала капли воды с моего тела, чтобы мне только не пришлось делать это самому. Мне даже удалось улыбнуться, пока она возилась со мной, как с ребёнком.
- Я люблю тебя, - Хоуп остановилась ненадолго, чтобы сделать это очень милое выражение на лице и улыбнуться мне в ответ. - Тоже люблю тебя, Бруно, - шепотом продолжил я в шутливой форме и издал тихий смешок.
Хоуп достала из шкафа аптечку, и я неохотно вытерпел её нарекания сидеть смирно и не двигаться, потому что теперь нужно было осмотреть меня полностью и обмазать зелёнкой с йодом, если надо будет, коли к врачу я ехать отказался.
- Да все, все... - я отвожу её руку, но Хоуп с укоризной смотрит на меня. - Потом, ладно. Обещаю, что схожу к врачу. - Она недовольно вздыхает, вытягивая губы и смещая их на бок, но убирает свои медицинские припасы обратно, после чего мы оба отправляемся в спальню, где мне даже не удаётся толком досчитать до десяти, потому что почти сразу засыпаю.
Запах еды донеся до меня с кухни, и я еле-еле разул глаза. Дневной свет, погода разгулялась, я все ещё живой, хотя даже не знаю, сколько проспал. Все прошедшее было похоже не день сурка, и мне бы не хотелось повторять подобное снова. Нет, больше никогда, пожалуй.
Со скрипом и стоном поднимаюсь с кровати, чувствуя себя на тридцать лет старше. Ребра ещё болят, но это вряд ли похоже на что-то серьезное. Так мне думалось.
Чтобы не пугать никого своими гематомами, я поторопился натянуть на себя первую попавшуюся футболку и какие-то тренировочные штаны.
- Какой сейчас год? Кто президент? Мне удалось переспать с Хайди Клум?
Хоуп, приободрённая и более энергичная, пробовала стряпню из кастрюли с помощью деревянной ложки.
- Так ты ещё и готовишь, - наигранно удивился и оперся плечом о дверной проем, наблюдая за тем, как она хлопочет над остатками из холодильника. Выглядело до того занятой, словно корпела тут уже не первый день, готовилась к самому важному вечеру в истории всех званых вечеров. Хоуп в своем забытье скомандовала мне возвращаться в постель, но я не послушался, конечно, своровав у нее из-под носа ломтик нарезанного сыра. Она протянула мое имя недовольно и опустила плечи с этой деревянной ложкой в руках.
- Там сейчас все взорвется, - говорю совершенно спокойно, а она тут же несется к плите, потому что, прямо скажем, кулинарные способности ее не самые выдающиеся, она это и сама знала, вот и переживала постоянно, заглядывая каждую минуту в поваренную книгу.
- Спокойно, ты же ее выключила, - хотя это было смешно, Хоуп не развеселилась, она только сдвинула брови, сокрушаясь над своим неумением, почему-то для нее это было важно. – Зато ты классно стреляешь.
Она тут же посмотрела на меня так, словно просила, чтобы я перестал так шутить. Я подмигнул ей и вышел в гостиную.
- Нет, это уже никуда не годится, - говорю себе под нос и оглядываю комнату, в которой все еще слишком много лишнего. Не покидало ощущение, что эти коробки только прибавились за ночь (или сколько лет я там спал), то ли просто свет так падал. Я уже и не помню, когда так ясно смотрел на свое жилище. Сразу столько деталей. И хлама.
Не раздумывая, взялся за первую попавшуюся коробку с наипростейшей надписью «вещи», в которой действительно оказались вещи разного калибра и свойства, начиная от безделушек, кончая домашней одеждой. Вот эти тапки с заячьими мордами особенно мне понравились. Раньше я этого не видел. На самом дне нашел пакет с фотографиями. Пакет из фотопечати, на нем еще проставлена дата: три месяца назад. Думаю, наверное, с того дня, когда ходили на игру. Или, может, смотрели эти сербские фильмы с субтитрами.
- Хоуп! – кричу ей на кухню, - Как там назывался этот… - пакет открывается, у меня на руках фотографии с Кевином на семейном барбекю с его или ее родителями. Там много людей, в том числе пожилых, они машут в камеру и улыбаются.
Хоуп переспрашивает, но я молчу, меня словно ледяной водой окатило. Смотрю на эти счастливые лица, и тошно становится. Хочу их тут же выбросить или разорвать, но потом понимаю, она их с собой принесла. Я на это права не имею.
Слышу ее шаги и очередной вопрос, не оборачиваясь, продолжаю смотреть на фото. Внимательно, долго. Злость постепенно отступает, я не знаю, что должен был чувствовать теперь, просто это было чересчур странно.
Чувствую ее руку на своем плече и кладу свою сверху.
- Надо разобрать, - прочищаю горло. – Все это надо разобрать. Сегодня.