coldplay – trouble
oh no, what's this?
a spiderweb and i'm caught in the middle
so i turned to run
and thought of all the stupid things i'd done

Серо-желтые стены, я видел их раньше. Наверняка увижу ещё не раз. Я не надеюсь на это, нет, но уже не против, если загремлю в участок снова по своей неосторожности и неумению контролировать выпитое.
Женщина-офицер ведёт меня вперёд по коридору мимо решёток с парочкой бомжей, пьяниц и проституток. Публика понятная и привычная. Готов поспорить, выгляжу я соответствующе, так что компания мне под стать. Её сильная рука придерживает меня за предплечье, пока мои запястья скованы в наручниках. Замок раскрывается только у входа перед общей камерой, и за щелчком следует толчок в спину.
- Приехали, - сухо бросает в довесок, решетка закрывается за мной, я слышу лязгание ключей и поворачиваюсь медленно, чтобы с отупевшей и непонимающей от пойла и чего-то ещё в моей крови улыбкой проводить женщину до угла. Она не очень-то приветлива. В прошлый раз мне попалась дама помилее, та благосклонно вздыхала и сразу спросила, нужно ли мне кому-нибудь позвонить. Понимала, что такие места не для меня. Я слишком молод и красив, чтобы тратить драгоценные минуты, находясь взаперти среди отбросов общества.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Последние два месяца я жил у Сары. Её младшая сестра училась со мной в университете и поселилась в кампусе. Сара приехала за ней из Нью-Джерси, устроилась в музыкальный магазин, чтобы помогать младшенькой расплачиваться с растущим долгом за учебу.
«Она у нас первая в семье получит образование. Это для меня так же важно, как и для неё, уж поверь.»
Очень интересно. Ага. Продолжай, пока я несу тебя в крохотную спальню.
Сара — прелесть. Ничего не спрашивала, не давала советов и не разбрасывалась мнениями. Она не задавала вопросов «о нас» или куда ведут эти отношения. Их, в общем-то, и не было.
Ну, она приятная, она привлекательная...
Еще Сара, имея знакомых дилеров, снабжала нас с приятелями забористой марихуаной или пилюлями с веселыми рожицами.
Привет из девяностых.
Все началось с моего дня рождения, потом наступило Рождество, я в очередной раз не доехал до дома, избегая встреч с родителями и их расспросов об учёбе. Они все надеятся, что я образумлюсь. За Рождеством пришёл и новый год, а я уже которую ночь проводил на раскладном диване у Сары. С ней или без неё. Иногда она работала по ночам, просила меня сохранять её маленькую каморку в целости и сохранности до утра, но мы оба понимали, что обещания сдерживать я не умею, особенно такие. Почти каждое её ночное отсутствие заканчивалось громкими посиделками, которые через раз превращались в откровенный дебош.
И каждое утро она приходила, дёргала меня за плечо, пока я спал в одежде мертвым сном и издавал недовольные стоны от её резких попыток разбудить меня.
«Бруно, я серьезно тебе говорю, это последний раз, иначе ищи себе другую ночлежку.»
Кивал равнодушно и, сонно сшибая углы, шёл в душ, когда поспать все-таки не удавалось. Она знала, что я готов уйти в любой момент, поэтому уже через пятнадцать минут вылезала ко мне на пожарную лестницу через окно, где я докуривал сигарету, и обнимала меня со спины как ни в чем не бывало. Это означало, что она не всерьез и уже забыла обо всем, что сказала.
Я говорил ей мягким голосом: «Сходим сегодня к Кирану?» (Мартину, Колину, ещё десятку имен каких-то людей) и обнимал за плечи, она соглашалась и предлагала приготовить завтрак. Где-то в полчетвёртого после полудня.
Так мы прожили до января.
Пару дней назад она не выдержала и устроила мне сцену при всех. Сказала, что устала, что не понимает меня, что я равнодушный и отстраненный. Я слушал её и молчал, тупил взгляд и в конце пожал плечами, когда она задала животрепещущий вопрос: «Ты хоть что-нибудь чувствуешь вообще?»
Я думал, она всё понимает. Что её всё устраивает.
В ответ только произнес её имя со снисходительной улыбкой. Низкорослая девчушка смотрела на меня снизу вверх такими глазами, что хотелось бежать до самой Мексики, но вместо этого я положил ей руку на плечо, а она не выдержала и тотчас же покинула чужую квартиру, даже куртку оставила. Замёрзла потом, наверное. Холодно же.
На следующее утро я зашёл к ней, чтобы вернуть одежду и парочку дисков, что она мне одалживала.
«До скорого.»
Конечно, она не хотела быть моим другом, поэтому ничего не сказала в ответ.
Жаль. С Сарой мне было в самом деле весело, и парням она нравилась.
На следующий вечер мы планировали компанией отправиться в клуб на концерт её любимой группы, но раз уж планы поменялись, то решили просто мирно зайти в любой бар и выпить. Тихо, спокойно, наверное, впервые за последнее время.
Кто же знал, что в то место, где мы в итоге оказались, захаживают университетские жлобы из братств. Один из них, Джек Красински, запомнил его рожу с тех пор, когда мы с Сарой столкнулись с ним на улице у её магазина. Какая-то долгая и неприятная история, богатое прошлое, о чем она мне так и не поведала до конца, но то, что сладенький мальчик крепко донимал её, усвоил хорошо.
Красински — это такой сборник всех клише про золотых детишек, членов братства и качков-спортсменов в одном лице. Что-то типа гребли или прыжков в воду. Выглаженная рубашка поло, брюки «белого мальчика», наручные часы с массивным металлическим браслетом и повязанный сверху пуловер. Набор американской мечты для начинающих.
«О, да я тебя помню! Как там твоя подстилка?»
Начинать беседу он не умел при всём своём презентабельном внешнем виде и желании нравиться окружающим.
Помню, как чья-то обеспокоенная рука меня останавливает, держит, доносится просьба не геройствовать, но больше ничего.
Точно знаю, что держался я долго, ему просто тогда ещё при первой встречи моя небритая морда лица не понравилась да ещё и рядом с Сарой. А геройствовать мне ни к чему, это по-другому называется. Как бы там ни сложилось между нами, что бы она про меня ни думала, я не мог просто сидеть и слушать, как щегол поливает её грязью. Если меня мать с отцом хоть чему-то и научили, так это слабых защищать и девичье достоинство.
В результате на руках чужая кровь, а на смазливом лице сломанный нос. Но Красински в долгу не остался, тоже зарядил мне как следует, благо силёнок хватило, не зря же железо тягает в своём университетском спортзале. А дальше исход незамысловатый — после хорошенького махача, принц и его свита исчезла перед тем, как хозяева вызвали копов.
Приятели тоже быстро рассосались, оставив меня наедине с разукрашенным лицом и алкогольным опьянением вдобавок.
Ни работы, ни учёбы. Разбор полётов короткий — в машину сажают, придерживая затылок, без лишних разговоров, и я смиряюсь с тем, что проведу эту ночь в обезьяннике.
. . . . . . . . . . . . . . . .
- А что так грозно? - успеваю крикнуть офицеру вслед, просовываясь между железными прутьями, но вопрос растворяется вместе с эхом.
К утру меня все-таки окликнули, когда я дремал в углу, подложив под голову самодельную подушку из куртки.
- За что сидим? - глаза поражает яркий люминесцентный свет, но я различаю фигуру перед собой через решетку — то был какой-то новый коп, заступивший на смену, теперь уже мужик лет тридцати.
- Подрался, - прочищаю горло и протягиваю без доли сожаления, констатирую факт.
- Подрался... - словно передразнивает меня и тут же добавляет с явным раздражением и насмешкой в голосе, - я смотрю, ты зачастил драться. Киль?
Киваю вяло.
- Не в первый раз твоя фамилия у нас мелькает, - он снял с пояса ключи и потянулся к замку.
- Нравится у вас, - самодовольная шутка.
- Нравится тебе? Ну чувствуй себя как дома тогда.
- Но не забывай, что в гостях, - вторит ему с ухмылкой второй полицейский, появившийся из-за спины.
Ладно, пошутили и хватит. Проводить здесь сутки мне не очень-то улыбалось, ещё неизвестно, насколько они меня собирались задержать, Красински мог и накатать на меня, как делает это, видимо, всю свою жизнь, если что-то идет не так.
- Ладно, ладно. Можно звонок? У меня есть право на звонок, - оживляюсь и поднимаюсь с нагретого места.
- Ишь ты, - коп наконец поворачивает ключ в замке и открывает решетку, позволяя мне выйти, но на выходе ждёт меня с наручниками. - Будет тебе звонок.
Перед допотопным телефоном меня одолевает вопрос, над которым до этого не было времени размышлять. Кому звонить? Все мои приятели давно спрятались по углам да и денег нет, чтобы платить залог, они пуловеры с часами не носят. Просить Сару? Она бы в другой раз помогла, но сейчас я уже не был так уверен. Мне и не хотелось её лишний раз трогать. Тем более что она оказалась объектом нашего с Джеком разногласия, и ей уже наверняка всё рассказали.
Офицер торопит меня и суёт в руки трубку. Я сдаюсь и набираю брата, зная, чем это может быть чревато для меня, но вариантов впопыхах больше не нашлось.
- Привет, братец, - начинаю я в приподнятом расположении духа, будто с курорта звоню, когда слышу голос строгого Уоллеса. Он всегда так серьёзно отвечал на звонки. - У меня тут к тебе дело, но сперва обещай, что не станешь ничего трепать родителям, - обычно Уолли молчал, за всё наше детство я не помню ни одного случая, когда бы он меня подставил, и даже если сперва отказывался покрывать мои бегства по ночам, в случае опасности был готов мне помочь. Сейчас мне просто нужно было в этом ещё раз убедиться.

Брат своим вопросом хочет вызвать во мне чувство вины, а я и так виновен перед ним и родителями по всем статьям, так что равнодушно пропускаю его недовольный тон мимо ушей. Не до того сейчас. У меня есть две-три минуты, чтобы поднять его с постели и притащить в участок.
Своим молчанием на мою просьбу не рассказывать ничего матери с отцом он даёт прямой положительный ответ, я это понимаю, потому что Уолли переходит сразу к делу.
Уолли молодец, действует всегда быстро и решительно.
- Есть семьсот баксов? Я верну потом, - шмыгаю носом и чувствую небольшую боль в переносице, видимо, задело неплохо. - Ну... меня забрали, - мне не хочется запевать эту песенку, я скуп в объяснениях и не жду нотаций, я ведь слышу по осуждающему тону голоса брата, как ему хочется меня отчитать. Я, конечно, его люблю, он не дурак, но малыш-Уолли не будет учить меня, как жить.
- Я предлагаю тебе приехать сюда и помочь старшему брату. Ну ладно тебе, Уолли, че ты начинаешь, нормально все будет, - я даже не слушал, что он сказал про завтрашние экзамены и навалившуюся учебу, мне наплевать, да, зато это честно. Вообще считаю, что за это мне все должны быть благодарны. - Слушай, у меня времени мало, - я отворачиваюсь к углу и подношу трубку ближе к губам, чтобы коп, все это время стоявший над душой, дал мне хотя бы немного личного пространства, - я в тридцать втором. Это же здесь рядом с вами, да? Если пошевелишься, успеешь ещё отоспаться. Давай.
В конце фразы улыбаюсь и слушаю молчание на том конце. Уолли недовольно сопит, но в конце сдаётся, и это не может не радовать.
Я кладу трубку, и офицер уже берет меня под руку, чтобы отвезти обратно в камеру.
- Договорился? - с иронией и долей отвращения спрашивает, но не ждёт ответа. Он не в восторге от моей личности, это точно. Его бы воля, он меня бы тут продержал ещё суток трое, а то и больше, приписав дельца посерьёзнее.
В ответ смотрю в его щекастое лицо усталым взглядом и не дергаю ни одним мускулом, мне все равно, что он скажет и подумает, молчу и опускаюсь на облупленную скамью рядом с лежащим мужиком.
Не больше чем через полчаса брат все-таки приехал. Почему-то я был почти уверен, что он не оставит меня прозябать тут.
Как только решетка открывается и руки освобождают от наручников, я самоуверенно и размашисто шагаю дальше по коридору, желая поскорее выбраться отсюда.
У дежурного стола беспокойный и взъерошенный Уолли переминается с ноги на ногу. Замечая меня, тут же меняется в лице и делается ещё более встревоженным, чем обычно. Сразу на мать так похож. Два паникёра.
Он ловит меня, когда ноги вдруг путаются между собой, и я неловко лечу носом вниз. Казалось, что уже отпустило, но сейчас ощущаю, как голова снова наполняется туманом, и я рад иметь брата под боком в качестве опоры.
- Бывайте, ребята! - выкрикиваю, вытягивая шею, пока Уолли выталкивает меня из участка, неприлично громко смеюсь и веду себя разнуздано, должно быть, заставляя брата краснеть за меня. Когда мы оказываемся на улице, я смотрю на него, чтобы прочитать эмоции на лице, но Уолли смотреть на меня не хочет и хлопочет по поводу такси.
Я шарю по карманам и не нахожу пачку сигарет.
- Надо вернуться, по ходу, оставил там...
Но Уолли резко прерывает меня. Злится, наверное.
Хватаю его за плечо и сжимаю крепко, с размахом хлопаю по спине.
- Эй, Уолли. Ты сердишься? Не серчай. Расслабься. Тебе надо расслабиться. Пошли в бар, а? Он ещё может быть открыт. Не в тот. В тот меня не пустят. В другой. Давно ты отдыхал? А, черт... У тебя же есть поддельное айди. Нет? Ну ничего, если что, я всё устрою.
Уоллес как никогда серьёзен. На мою болтовню реагирует нахмуренным взглядом, а потом начинает свои заунывные причитания. Они вызывают во мне желание повернуться к нему спиной и пойти своей дорогой.
Закатываю глаза и веду головой в бок.
- Я просил тебя просто мне помочь, а не лекции читать. Что ты заладил-то? Если дело в деньгах, я сказал, что всё верну! Когда-нибудь я забывал про долги? - постоянно, если честно, но обычно мне их прощают, так выходит, а я к этому привык. - Все, мерси. Дальше я сам. Бери машину и езжай, куда тебе там надо. На учёбу. На экзамены. Лети, пчёлка! Не перетрудись.
Теперь я зол и раздражён и могу ещё много чего высказать дотошному братцу, но держу себя в руках, а язык за зубами, иначе все может закончиться печально.
Небрежным движением руки машу в строну дороги, тем самым указывая, куда ему следует пойти — подальше от меня со своими нравоучениями.
- Удачи в жизни! Предкам большой привет, - разворачиваюсь, бросаю в воздух два пальца и начинаю движение по пустынной улице, не имея ни малейшего понятия, куда направляюсь.
Уоллес подлетает ко мне неожиданно и буквально хватает за шкирку, тащит за ворот куртки к подъехавшей машине такси. Инстинктивно вырываюсь и одергиваю одежду на себе, пихая брата в грудь.
- Ты не охерел ли часом? - но Уолли как будто с цепи сорвался, я никогда его таким не видел.
Он игнорирует все мои попытки задеть его, намерение подраться, потому что я, словно по инерции, готов ещё кому-нибудь врезать, даже если этим попавшимся под горячую руку окажется родной брат, который уж точно не заслужил фингал под глазом.
Уолли настырно заталкивает меня в салон, а я настырно сопротивляюсь. В этом все наши отношения — два упрямых барана. Но Уолли может быть тем ещё козлом.
Брат садится впереди и велит таксисту трогаться, а я в это время перевожу дух на заднем сидении от переполнившей меня агрессии.
Всю дорогу мы молчали, я справлялся с учащённым дыханием, Уоллес застыл на переднем сидении и пялился в окно, отвечая только водиле, направляя его по пути.

Понимаю, что другого варианта у Уоллеса не нашлось, но ночевать в университетской общаге? Да я лучше в камеру к бомжу вернусь. Можете считать меня слабоумным, но ничто так не терзало моё нутро, как любые образовательные институты, начиная с детского сада, заканчивая университетом. Да вообще любые общественные формации, подчиняющиеся какому-то одному большому брату, вгоняют меня в уныние и вызывают, по меньшей мере, негодование. А на деле меня начинает подташнивать, стоит нам только приблизиться к воротам. Может, это сочетание травы, дешевого пива с димедролом и хронического недосыпа на мне так сказывалось, но и перспектива провести время в компании прилежных и занудных студентиков уж точно не окрыляла.
Может, я завидовал, что все бросил? Четыре года впустую. Так все твердят, жужжат над ухом при любой удобной возможности. В конце лета я бы мог уже быть при дипломе, например, стажироваться в крутом строительном конгломерате и быть похожим на своего старика в его лучшие годы. Но я выбрал свой путь, и он казался мне изначально самым верным. Я и сейчас, впрочем, так считаю, особенно когда начинаю представлять весь этот никому не нужный стресс из-за экзаменов и проблем выбора дальнейшего жизненного пути.
Мой выбор заключается в том, куда я пойду сегодня вечером, но и тут продолжаю полагаться на свою интуицию и просто плыву по течению.
Однако сейчас получается все так, что я выхожу из такси и глотаю указания брата. Сопротивляться вновь накладно — просто так с территории не уедешь, это же платить за такси, а если идти пешком, то куда? Все идеи, зиждущиеся на спонтанности, растворились вмиг, стоило только здравому смыслу вступить в права. А все давление этого рационального мирка, в который Уолли так и норовил меня втянуть при каждой встрече. Все желание и настроение сразу пропадает, я просто иду, куда скажут, как зомби.
Ну, думаю, давай, промой мне мозги, теперь у нас времени хоть отбавляй до самого утра.
- Ага, - выдаю невнятный ответ на его просьбы и наставления и до самой комнаты молчу, спрятав руки в карманах куртки. Внутри я свойски плюхаюсь на свободную кровать, отбрасываю куртку в угол комком, затем стягиваю с себя лишние слои пропахшей табаком и ещё какой-то дрянью одежды и прикладываюсь к подушке. Уолли скрывается за дверью душа, а я почти сразу отключаюсь, напрочь забывая о сегодняшнем дне. Как будто и не было ни черта.
Разбудил меня стойкий запах какой-то домашней стряпни, разогретой в микроволновке. Тот еще аромат. При всей своей невзыскательности в последнее время я все равно морщу нос и накрываю лицо подушкой, пытаясь отделаться от этого запашка, который уже успел забраться в каждый угол комнаты. Поднимаюсь нехотя и кряхтя, словно после хорошенькой драки вместе с попойкой. Хотя, погодите-ка, похоже, все точно так и было. Опускаю ноги на пол и босиком направляюсь в сторону ванной, но по дороге сонным и опухшим взглядом цепляюсь за щупленького и лупоглазого паренька, который за обе щеки уплетал что-то из пластикового контейнера.
- Эй, привет, - кидаю скомканное приветствие, чтобы уж совсем не показаться хамом, - не найдется что-нибудь перекусить?
Парень отрывается от еды и смотрит на меня странным взглядом, в нем читалось больше любопытства, чем смятения, будто у него в голове назрел какой-то коварный план, как у злого гения. Я не слишком заинтересован, впрочем, но первое впечатление он произвел странное. Тот молча поднимается со своей кровати и принимается рыскать в маленьком шкафчике, а через минуту достает какой-то бич-пакет для заварки. Я тут же кривлюсь неоднозначно, но когда глазастый оборачивается, меняю гримасу на натянутую улыбку.
- Знаешь, от простого кофе я бы тоже не отказался, - как ни странно, чудик попался сговорчивый и гостеприимный. Кивая, он дергано начинает пыхтеть над чашками и пакетом растворимого.
- У нас кофемашина сломалась, так что только такой, - предупреждает он волнующимся тоном, а я лишь машу рукой и снова улыбаюсь уже без всяких гримас.
- Да пофиг, давай, что есть. А я пойду пока носик попудрю.
Пока я жую зубную пасту и пытаюсь освежиться, парень из комнаты выкрикивает вопросы, утоляя свое любопытство.
- А ты с какого курса? Что изучаешь?
Мне вроде бы хотелось сразу же развеять миф, но пришлось бы долго и муторно объяснять, что же со мной не так, а мне сейчас меньше всего хотелось рассказывать историю своей увлекательной жизни, поэтому я вру, придумываю то, что первое попадается на глаза.
- Э… Я дантист, - сдвигаю брови в сомнении, надеясь, что такой ответ его устроит.
- Не знал, что у нас есть такое отделение, - видимо, не прокатило.
- А оно новое. Недавно открылось. Я перевелся сюда из Сиэтла, - следует протяжное «а-а-а» в знак понимания, хотя он, наверное, просто из вежливости не стал больше докучать и смирился с моими россказнями.
- Холодно там, наверное, в Сиэтле.
Я выхожу из ванной, вытирая лицо найденным где-то в шкафах полотенцем, и только когда прерываюсь, со знаком вопроса гляжу на него, очевидно пропуская его фразу мимо ушей. Но паренек быстро отмахивается и неловко улыбается мне, теряясь в том, куда деть взгляд.
Ладно, что дальше? В кармане джинсов я отыскал семь сотен. Откуда? Вспомнил немного погодя, что это Уолли вчера одолжил. С каких пор у него такие карманные расходы, интересно. Меня, может, совесть и коснулась ненароком, но быстро отступила, поэтому деньги я сунул обратно в карман, решив, что мне они сейчас гораздо нужнее, а затем натянул джинсы. Отыскав свою скомканную футболку с длинными рукавами, принюхался и был сражен ее несвежестью, надо было отыскать что-нибудь почище. Например, покопаться в вещах Уоллеса, что я и сделал в следующую секунду, побросав на все еще расправленную кровать майки с рейнджерами, комиксными героями и прочими гиковскими штуками, столь любимыми малышом-Уолли в детстве. Мы с ним вместе тащились от старого Бэтмена: он от Бэтмена, я от женщины-кошки; но потом увлечение осталось лишь детским воспоминанием о хороших временах, дешевом мороженом и зеленой лужайке. Братец же, видимо, до сих пор собирает и ждет каждый выпуск очередного графического романа.
Это мило. Мой брат – самый милый человек из всех, кого я знаю. И в то же время он та еще заноза в жопе, когда дело касается ответственности, учебы, работы. Он даже мальчишкой развозил газеты по воскресениям. Такое тупое клише. Я над ним тогда по-доброму подшучивал, прятал кипу свеженьких изданий куда-нибудь, а он с ума сходил, думал, что посеял где-то по дороге. Доходило даже до паники. Тогда приходилось отдавать. От моего дикого хохота Уолли только раздражался, злился и краснел. Наверное, я был не очень умным ребенком, и розыгрыши мои тоже были так себе, по крайней мере, я всегда ощущал себя недалеким рядом с братом. Родители – нет, а я – постоянно. Только Уоллес об этом не знает. Он всю жизнь думает, что я высокомерный кусок дерева. Наверное.
Ну ладно, рейнджеры, так рейнджеры. Это даже вызывает кривую улыбку на лице.
- Ладно, мне пора, - лупоглазый поднимается и вприпрыжку направляется к выходу, я киваю тому и рассеяно поднимаю ладонь в прощании.
Спустя минут пять после небольших приготовлений я тоже показываюсь в холле. По этажу снуют туда-сюда занятые студенты. Кто-то говорит по телефону с родными, кто-то несется с вещами в тазу наперегонки, чтобы первым занять стиральную машинку, а кто-то на ходу повторяет зазубренное. Я направляюсь вдоль по коридору, чтобы выйти на свежий воздух и попросить  у кого-нибудь сигарету. Надеюсь, здесь курят. По пути мне встречается златовласая девушка с небрежно надетым рюкзаком на одно плечо. Она поднимается в то время, как я спускаюсь вниз, и тут же цепляется за меня своими зелеными глазами. Я провожаю ее взглядом, сворачивая шею, на что она самовлюбленно ухмыляется, будто что-то знает, чего не знаю я.
- Привет, - начинаю первым, игры в гляделки со мной долго не длятся, люблю переходить сразу к делу, - классный рюкзак, - говорю первое взбредшее в голову, а я ведь даже не запомнил, как там этот рюкзак выглядит.
Она снова смеется, но уже добрее, сбрасывая свою броню суперклассной сучки в потоке. Другое дело.
- Привет, - отвечает милым голосом и хватается за лямку своего рюкзака, немного смущаясь, - ты?.. – указывает на меня указательным пальцем и хмурит лицо, пытаясь вспомнить, где меня видела.
- Вряд ли мы встречались. Меня зовут Бруно, а тебя?
- Сид… Сидни, вообще-то, но все называют меня Сид, - торопится объясниться, а я уже забываю про курево и поднимаюсь на одну ступень выше, оказываясь на пролете рядом с ней.
- Клево. Сид. Мне нравится. Покажешь мне все здесь? Я новенький, - не теряюсь, куда уж мне, можно считать, что я в этом спец, но просто люблю знакомиться. Мое самое любимое занятие – встречать новых людей. А если уж таких фей, как Сидни, то вдвойне приятно.
Она немного теряется, смотрит на меня неуверенно и приоткрывает рот, чтобы что-то ответить, пока просто не зная, что именно. Я, в свою очередь, смотрю на девушку распахнутыми глазами и всем своим дружелюбно напирающим видом склоняю ее к положительному ответу. Выбора не остается.
- Да, конечно. Пойдем, - она приглашает меня за собой мягким движением руки, и я следую за ней дальше вверх по лестнице. – Фанат рейнджеров? – усмехается она и вскидывает бровь.
- А ты нет? – удивленно отвечаю и тем самым ставлю ее в неопределенное положение, вижу это по ее лицу. – Все любят рейнджеров.
- Э-э-э, окей, - хихикает и переводит мое внимание от неловкой для нее темы, рассказывая, где на этом этаже находится прачечная.
- Ага, спасибо. А что-нибудь поинтереснее прачечной тут есть? – Сид смотрит на меня через раз, ведет себя слишком скромно, мне это даже нравится.
- Например? Компьютерный класс… Ты с роботехники? – наверное, она имеет в виду факультет, но сразу до меня не доходит.
- Прости? А… нет, я типа архитектор, – уже нет времени для придумок, поэтому отвечаю честно. – Но вообще я тут не живу.
Сид округляет рот, неуверенная в том, что правильно меня поняла.
- То есть на другом этаже?
- То есть не в этом кампусе. Я вообще в кампусе не живу. И не учусь здесь. Нигде не учусь, точнее. Вот так.
Разговор принял новый оборот, когда она перестала бессмысленно таскать меня по коридорам, мне, наверное, это просто наскучило слишком быстро, и потому решил сознаться. Тогда мы, наконец, вышли на улицу, она сходила за нормальным кофе, а я успел стрельнуть сигарету. По поводу вреда для здоровья ничего не сказала, и я спокойно выдохнул. Неплохая она, эта Сидни.
Примерно через час, а то и больше, мы вернулись в общагу, но теперь поднялись на этаж к брату, и я по-хозяйски пригласил Сид в его комнату. Внутри я обнаружил спящее тело брата, и на минуту мне стало жаль, что я так по-свински повел себя вчера. Есть во мне все-таки что-то от нормального человека. Сид сразу понизила голос и хотела было уйти, но я остановил ее и посадил на кровать лупоглазого соседа.
- И куда ты пойдешь? – после нашего часового общения она вела себя раскованнее и искренне интересовалась моей дикарской жизнью. Так и сказала. Ты как дикарь.
Я пожимаю плечами на ее вопрос.
- Вообще нет вариантов? Это так… странно. Я бы не смогла, - Сид откидывается немного назад, упираясь ладонями в поверхность кровати, и скрещивает ноги в районе щиколоток, а затем как-то мечтательно устремляет  взгляд к потолку.
- И не надо. Зачем? – я достаю из загашников, которые сегодня утром обнаружил благодаря соседу, коробку печенья и сперва протягиваю ее девушке.
- Будешь? – она отрицательно качает головой, и тогда я прыгаю на кровать рядом с ней, усаживаюсь в позе лотоса прямо в кедах и с удовольствием запихиваю в себя особенно вкусное с голода печенье. – Не надо тебе такого. Ты же хорошая девочка, - с набитым ртом отвечаю на ее пространные рассуждения. Сид обиженно смотрит на меня и несильно толкает в плечо.
- Я не такая уж и хорошая, - я только киваю и посмеиваюсь. – Что? Правда. Могу быть еще той оторвой! Не веришь?
Поднимаю ладони оправдательно, чтобы она не сомневалась в моей вере, и подношу к ее губам печенье, когда она меньше всего этого ожидает.
- На, попробуй. Будь плохой девочкой. Ешь углеводы.
Сид саркастично рассмеялась. И, должно быть, вышло у нее это слишком громко, потому что Уоллес тут же ожил.
- А, ты еще здесь, - спросонья ворчит он и прячется в подушке.
- Вот и он, мой герой! – беру подушку со своей стороны и бросаю ею в брата, чтобы он проснулся и пообщался с нами, а то при даме дрыхнуть кверху задом – это как-то неприлично. – Малой, где твои манеры?
Через некоторое время у нас пополнение – в комнату возвращается сосед, наступает немая сцена. Занавес бы сейчас сюда.
Уолли представляет меня собравшимся, Сид удивляется, она не знала, что у Уоллеса имеется старший брат. Не знаком я теперь только с Бобби. Сразу тяну ему руку, но тот реагирует запоздало, что подтвердило мое впечатление о его чудаковатости.
- А это Сидни. Но все зовут ее Сид, - брат приветствует и без того знакомую девушку со слабым энтузиазмом, а Бобби вжимается в свое место, не решаясь сказать ей хоть слово. Забавно, конечно, но меня вся эта обстановка начала порядком угнетать, поэтому я дожевываю печенье, приподнимаюсь, смахивая крошки на пол, и собираюсь отчалить в очередное дальнее плавание, как Сид останавливает меня и просит подождать. Видимо, это не ее привычная компания, да и по лицу Уолли я замечаю, что он от девушки не в восторге.
Как и от меня, впрочем.
На долгие прощания или извинения меня не хватает. Не умею я извиняться, не мое это. Предполагаю, что брат и так понял, что я вроде как раскаиваюсь, и мне не придется произносить все эти сопли вслух.
В спину мне следует недовольное фыркание, я оборачиваюсь и смотрю на брата в упор, готовый принять этот вызов. Но Уолли снова копошится со своими ботинками и делает вид, будто ничего только что не произошло.
- Ты хочешь что-то сказать? Не стесняйся, – неловкая пауза повисает в воздухе, напряжение нарастает, остальные это сполна ощутили и уже пожалели, что оказались с нами в одном помещении. В относительной трезвости мне казалось, что я не буду заводиться по мелочам, но я ненавижу, когда что-то бросают мне в спину. Если хочешь плюнуть, плюй сразу в лицо.
Но Уоллес решает молчать. Более того, он меня попросту игнорирует, что заставляет меня закрыть дверь с внутренней стороны и довести все это вошкание в песочнице до конца.
- Обидки решил в меня кидать? Кто из нас еще ребенок, а? Хочешь, чтобы я что? – сказал «спасибо» и «извини», да, я это знаю, этого захочет любой хоть сколько-нибудь уважающий себя человек после того, что он сделал, но раз мы решили поиграть на принципах, я тоже встану в позу.
Хочу продолжить, но не знаю, что вменяемого сказать, замолкаю на полуслове и чуть ли не бешеными глазами смотрю в спину брата, который искал что-то в своих вещах.
- Посмотри на меня.

Мышиная возня Уоллеса продолжалась, несмотря на мой прямой вызов. Он не собирался смотреть на меня и произносить свои сварливые, точно у старой бабки, претензии вслух. Я-то знаю, что он ворчит не от того, что у него день не задался. Не от того, что не удалось нормально выспаться. Это все мелочи. У брата ко мне претензии размером с целую жизнь, да вот только выговорить это громко и с чувством у него кишка тонка. Не в первый раз. До этого были пятые и десятые. Уолли все глотает, якобы понимает и мотает умной головешкой, а на самом деле копит свои маленькие обиды, превращая их в один большой снежный ком. Как бы он не догнал и не придавил его упрямое тельце.
Я разве был против того, чтобы он выплескивал свою правду прямо на меня, как есть? Никогда. Всегда говорил — братец, не держи на душе, скажи мне, потому что я не понимаю намёков и полутонов. Не умею я играть в игры человеческого разума. Либо ты признаёшь, что я херовый брат и проклятье на голову, я это принимаю как данность и не спорю, а затем ухожу, потому что ничего уже с этим не поделаешь; либо ты ездишь мне по мозгам и провоцируешь на не самый лучший исход.
- Поднимись, хватит сопли пережёвывать, - рот искривлен в самом настоящем отвращении. Ко всему. Все в этой педантичной комнатушке вызывало во мне дикую злость и раздражение. Прилизанный Уолли и его прилизанная жизнь студента-отличника. Радость на нашу голову.
Не знаю, отреагировал ли он на мои последние слова исподтишка или готовил пламенную речь задолго до этого, но брат все-таки поднялся, и, смотря мне в глаза, наконец высказал то, что я, наверное, хотел услышать.
Почему-то по окончанию этих слов я не успокоился. Привычное пофигистичное отношение не сработало, наоборот, всколыхнуло и разбудило внутреннего зверя.
Иногда, когда мне нечем было крыть, я ссылался на то, что я все-таки старше. На сраных, сколько? Пару лет? Но старше, твою мать. Это почти единственный козырь в подобных перепалках, и младшенький не будет посылать меня, не будет разговаривать со мной, как с обосравшимся котёнком. То, что он пару раз вытащил меня из участка, не делает его спасителем. Он не наш отец. А отец, я знаю, он бы мне ничего такого не сказал.
И если Уоллес терпила, то я нет. Не могу и не умею думать, сдерживать себя в моменты, когда обезьяна с тарелками бьет по мозгам и велит крушить. Не кулаком — рано — увесистой ладонью отвесил Уоллесу полную нетерпения ко всему его подростковому дерьму пощёчину.
- Рот свой закрой, маменькин сынок!
Чужие руки крепко держали, тянули меня за одежду, а у меня пар из ноздрей валил, я не различал уже ни стен, ни посторонних лиц, ни звуков, ставшими глухим эхом, все, что я видел перед собой, это Уоллеса, превратившегося для меня чуть ли не в самого злейшего врага в один миг. С силой отмахнулся от сдерживающих рук — порывисто и агрессивно — и полетел на брата, возомнившего себя героем. Он стоял и пялился на меня в стойке, а я схватил его за грудки и громко сопел прямо тому в лицо, растрачивая последние капли терпения.
- Ну давай, врежь мне! Бей! - перешёл на рёв, но не успел опомниться от собственного крика, как меня вынесло резким толчком вон из комнаты — брат кинулся на меня, как на амбразуру, я услышал его процеженный сквозь зубы стон и получил пару раз по искажённому в самодовольной гримасе лицу.
Этаж тут же зашевелился, головы повыскакивали из комнат, а до меня доносился только отдалённый шум, который совсем скоро превратился в одно сплошное гудение из-за оглушающих ударов.
Уолли не слабак, сдобренный хорошенько гневом он знал своё дело и лихо колотил, куда только мог попасть. Лицо, туловище. Здесь нет правил. От неожиданности я сперва не смог совладать с ним и потому позволил брату колошматить меня под улюлюканье толпы, но, когда все-таки взял себя в руки и оклемался во время непродолжительной паузы, взял вверх и одним смачным ударом вывел Уоллеса из равновесия. Тьма накрыла меня, плотная пелена застилала глаза, и я мог натворить то, над чем потом сокрушался бы, но, тем не менее, я не жалел сил, отнюдь. Словно бы это что-то доказало — сумбурное месиво, окровавленное лицо Уолли перед моими очумелыми глазами. Но в тот момент, клянусь, всего на пару мгновений я забыл, что это мой брат. Я должен был показать, кто здесь сильнее.
Человек на восемьдесят процентов состоит из воды, скажет любой дурак.
Я на пятьдесят процентов состою из неадекватной вспыльчивости и агрессии. Остальное — как придётся.
Иной раз я сам себя боюсь. Боюсь, что натворю что-нибудь, а потом об этом не вспомню. Или вспомню смутно.
Я не собирался вводить брата в кому, но не мог перестать сопротивляться его попыткам свернуть мне шею, например. Что происходило в течение дальнейших нескольких минут, я не понимал. Были ли это минуты или часы. Наша сходка стенки на стенку, казалось, никогда не закончится, пока один из нас не покалечит другого, но в самый неподходящий момент нас все-таки расцепили. Я даже ощутил острое разочарование, что не смог прибавить Уолли ещё пару фингалов.
Изнутри меня разрывало — мягко сказать. Чуть ли не задыхаясь в собственной злобе, даже обиде, я ещё порядочное количество времени не мог совладать со своей буйной головой и бьющим через край адреналином.
Охрана кампуса вывела нас обоих, но по разным углам. Я видел только удаляющиеся пятки Уоллеса вдоль по коридору, пока сплевывал кровь на и без того забрызганный пол.
Сидни подлетела ко мне, не страшась оказаться откинутой в сторону, и даже пихнула меня в грудь.
- Вы! Придурки! Вы что, поубивать друг друга вздумали? - её голос отчего-то был наполнен слезами. Странно, мы знакомы пару часов, но тут я понял, что не обо мне она, в общем-то, пеклась.
Охрана держала Сид, потому что та так и порывалась влепить мне по голове.
- Гребаные идиоты! - её крик резал мне слух и отдавал болью в висках.
- Мисс, отойдите. Вернитесь в кампус, - тучный охранник вежливо велел, но Сид, как вкопанная, стояла и вся пылала от ярости, искрилась. - Мисс?
- Не приходи сюда больше, - бросает она мне в спину, а я только веду мутной головой и полузакрытыми глазами окидываю её дрожащий стан.
Вместо улицы меня отвели в медпункт, чему я сильно удивился.
- Вот так спасибо, - ухмылка не сходила с лица, но охрана толстокожа к моим эпикурейским выходкам.
Хорошенькая медсестра быстро сделала своё дело, не обращая внимание на мой неуместный флирт, это все от бессилия. Когда мешком с ноющим тут и там телом я уселся на кушетку, к нам зашёл залатанный Уолли и, лишь мельком взглянув на меня, уселся кряхтя рядом. Я склонил побитую голову и приблизился к нему, пытаясь заглянуть в глаза, которые он тщательно скрывал или же смотрел перед собой упрямо в одну точку.
- Эй, братец, кто это тебя так уделал? Хочешь, я начищу ему морду? - сыронизировал и улыбнулся, насколько позволили мне стягивающие увечья, но Уолли было ни капли не смешно. Оно и понятно. Брат не такой отходчивый.
Ещё какое-то время я тянул улыбку, но постепенно и она пропала. Упираясь ладонями в кушетку, я тоже устремил взгляд в пол и слушал тишину, не считая медсестры, которая разбирала коробки со шприцами.
Эта пауза затянулась, я не знал, что следует сказать и стоит ли вообще? Что бы я ни произнёс, это будет не то, что Уоллес хотел услышать. Я так думал. Поэтому с каждым новым вздохом, не находя нужных слов, я сохранял мучительное молчание.
Когда в комнату медпункта влетели друзья Уоллеса, я даже обрадовался, но то, что это оказалось Сидни, заметил не сразу, а когда заметил, то поник пуще прежнего, не желая показываться ей на глаза. Она тоже поменялась в лице, помедлила пару секунд, но по итогу проигнорировала моё присутствие, и вместе с Бобби они обеспокоено осматривали Уоллеса.
При его словах о копах Сид незаметно для остальных бросила в меня настороженный взгляд.
Ещё минут десять назад она готова была уйти со мной, а теперь, кажется, винила во всех грехах человечества, при этом сохраняя этот осуждающий взгляд. А ещё говорила, что может быть плохой.
Усмехнулся своим мыслям, и она нахмурила непонимающе брови, пока Бобби суетился перед Уоллесом и все ещё переживал за кем-то вызванную полицию.
- Да не ссыте вы, - наконец произнёс со снисхождением и, неуклюже вставая с кушетки, не без боли попытался выпрямиться. - Никто не приедет, а если приедет, то точно не за тобой... Уолли, - проговорил его имя спокойно, без лишних эмоций. Я в самом деле остыл, былые агрессия и желание разрушать все вокруг отошли на второй план и растворились в прошлом.
Брат впервые за долгое время поднял голову и устремил на меня взгляд, наполненный смешанными чувствами, но теперь в нем не было того животного гнева. Уолли вернулся в свое привычное состояние и настроение, он нажал на кнопку здравого смысла и вспомнил, что я его брат. Так он обычно всегда делал, сохранял эту непрочную братскую нить, которая связывала нас, хотя ни о чем таком я его не просил. Мы можем быть друзьями, корешами, но семья — это уже серьезнее. Друзья приходят и уходят, а брат, он навсегда. И это иногда пугало меня. Может, поэтому я постоянно вел себя так несносно, чтобы избежать навязываемых уз.
- Мне, наверное, пора. Было приятно познакомиться… Бобби. И Сидни. Которую все зовут Сид. Прошу меня извинить, - я нервно улыбнулся краем губ и поднял ладонь в знак прощания, а сам уже пятился к двери. Никто из них не сказал мне ни слова. И только Бобби поднял вялую ладонь, неуверенный в том, что это правильный жест с его стороны. Медсестра спохватилась и подбежала ко мне, чтобы остановить. Говорила что-то про повторный осмотр, про визит к врачу и совала мне бумажку с названием какого-то обезболивающего.
- Да на мне, как на собаке. И ничего не болит, - в приподнятом расположении духа я подмигнул ей и вышел, перекинув знатно потершуюся куртку из одной руки в другую. За самой дверью вытолкнул из легких скопившейся воздух вместе с давящими изнутри эмоциями. Все это задорное настроение тут же улетучилось, как только я остался наедине с собой. Пришло осознание произошедшего. И не только вчера или сегодня. Ненадолго в голове всплыл вопрос: «что я вообще делаю?», но я отмахнулся от него как можно быстрее, чтобы не погрязнуть в хандре. Нужно было двигаться. Беспрерывное движение и ветер в ушах спасали меня, и уже через несколько минут блуждания по коридорам я оказался на улице и вдохнул полной грудью, позабыв про ноющие ребра. Дернулся от боли и на секунду поморщился, потом снова выпрямился и выставил грудь колесом. Синяки и ссадины мне не помеха.
На повестке дня встал вопрос о дальнейших действиях. До вечера я могу перекантоваться в городе, завалиться в какой-нибудь бар в надежде встретить там знакомых при деньгах. Одолженные братом семь сотен я хотел сохранить на что-нибудь более полезное. Хотя бы раз в жизни не просрать их на развлечения, выпивку или наркотики, но в голове уже замельтешили мысли о том, чтобы скрасить весь сумбур хорошим опохмелом.
В куртке нахожу мобильник, но тот давно уже сдох, еще со вчерашнего вечера. Пришла бредовая идея от безысходности — позвонить Саре, и плевать, что из этого ни черта хорошего не выйдет, но других вариантов у меня не оказалось. Были знакомые ребята, которые, может быть, и приютили бы, но здесь уже я не хотел находиться в их обществе более одного часа.
Проходящие мимо студенты шарахались от моей расквашенной рожи и подозрительно косились. Я старался не замечать их взглядов, чтобы лишний раз не раздражаться, меня же так легко завести. Особенно теперь, когда не жизнь, а так себе, созданная не чьими-нибудь, а вот этими вот руками.
Однако, когда в очередной раз один из щупленьких задротов зыркнул на меня, я не сдержался.
- Интересно тебе? - он мгновенно отвел взгляд и зашагал быстрее, - да, давай, шуруй отсюда! – достал сигарету, зажал губами и прикурил. Первая затяжка далась тяжело. Покуренные легкие отозвались приступом кашля, а кашель, в свою очередь, спровоцировал новый импульс боли. Гордо стерпев, я плюнул в сторону и направился прочь с территории кампуса. Дошел почти до самых ворот, но у них остановился, делая вид, что докуриваю сигарету. На самом деле, меня словно кто-то ужалил. Я почувствовал такое отравляющее чувство вины за все, что больше сил его терпеть не было. Порог дерьма превышен. Даже у меня. Я все это время утрамбовывал его, закрывал глаза на то, как веду себя, что творю, просто не замечал и жил только в согласии с собой. А теперь раз и бабахнуло.
Такое происходило не часто, почти никогда. А если уж и случалось, то я находил выход в любых наркотических веществах. Забывался и убивал совесть, она мне ни к чему. Она мне не друг.
Сейчас я тоже мог завалиться к девушке, которая вряд ли хотела видеть меня, выпить все ее пиво или попросить достать мне гашиша. Снова подумать только о себе.
Но я не стал. Переступил через себя? Да, определенно. Выкинул окурок, сунул руки поглубже в карманы холодной куртки и зашагал решительно обратно к корпусу брата.
Думал всю дорогу, как это унизительно. Я чувствовал себя униженным, как бы это глупо ни звучало. Я не хотел видеть выражение его лица, когда буду просить прощения, но и не извиниться перед ним я тоже не мог, иначе бы сожрал себя заживо.
Идти до самой его комнаты мне не пришлось. Фигура Уолли замаячила передо мной, как только я подошел ко входу. Видимо, он вышел и провожал мою спину взглядом, а когда увидел, что я развернулся, то решил не трогаться с места и дождаться. Мне показалось, что он знает, зачем я вернулся, и потому казался мне сейчас неприятно самодовольным, от чего я чувствовал себя еще глупее, чем прежде.
- Зачем ты тут стоишь. Шел бы внутрь, а то сопли все отморозишь, - не воздержался от колкого комментария на правах придурка-старшего, но Уолли только фыркнул. Он скрестил руки на груди и смотрел мне в глаза с небольшим прищуром.
- Ладно… ты там обмолвился случайно, что я неблагодарный мудак. Да уж, ничего не попишешь. Но я понял, что пора мне попросить у тебя прощения.
Уолли набрал в легкие воздуха, чтобы меня перебить, но я его оборвал.
- Нет, серьезно. Я виноват перед тобой. И не за всю это херню сегодня. И вчера. Да, за это тоже, но суть не в этом. В смысле, я сильно, очень сильно налажал, я хочу, чтобы ты это знал. Ну, что я это понимаю, и я хочу… Нет, я буду рад, если ты не станешь держать на меня зла.
Я поднялся по ступеням к нему, чтобы встать ближе. Уолли смотрел на меня непрерывно, словно выискивал какой-то подвох в каждом мускуле моего лица. Чтобы Бруно признался в своих косяках? Нечто из разряда фантастики. Наверное, так он и думал. Но после небольшой паузы протянул мне руку, тем самым принимая мои неумелые извинения. Однако вместо того чтобы пожать ее в ответ, я с чувством обнял его. Уолли сперва растерялся и не знал, куда деть свои руки, но потом неуверенно похлопал ладонью по спине.
- Ты же мой брат, и я люблю тебя. Только ты меня и терпишь.
Брат что-то пробурчал про родителей, мол, и они тоже, особенно отец, и тогда я высвободил Уоллеса из своих объятий.
- Нет, Уолли, - и этого утвердительного «нет» было достаточно для того, чтобы он слегка кивнул и согласился. – И слушай, извинись за меня перед твоими ребятами. Не знал, что ты завел себе поклонницу, - лицо мое снова озарилось улыбкой, я лукаво посмотрел на брата, а он даже порозовел, но все еще с удивлением смотрел на меня.
- Да ладно, это так очевидно. Дерзай, пока не поздно, - еще один братский совет, от которого Уолли закатил глаза, и чтобы поскорее убежать от возможного разговора, открыл тяжелую дверь в корпус и ждал, пока я направлюсь за ним.
- Что? Нет, я пойду. Вход сюда мне точно заказан, - я приподнял плечи, ежась от холода, но не перестал излучать оптимизм. Мнимый или нет, какая разница, главное, чтобы Уолли поверил. – Не волнуйся за меня. Обещаю, больше не буду ночевать в участке, - поднял два пальца вверх, изображая клятву бойскаута. Только вот из нас двоих бойскаутом стал Уоллес, я съездил в лагерь лишь единожды и сразу же оттуда сбежал.
Брат был непреклонен. Ему даже не нужно было ничего говорить, он одним своим нахмуренным взглядом затащил меня внутрь кампуса, все еще думая, что это неплохая идея.

Виноватой сгорбленной спиной я тащился за Уоллесом, словно в ожидании, что меня вот-вот кто-то сунет мордой в собственное дерьмо в углу, как дворового несмышленого котенка. Именно поэтому я после всякого махача или любого другого неудобного происшествия, где накосячу, привык демонстрировать свою непокорную и равнодушную спину. Потому что так проще, а как иначе? Признавать свою вину и пытаться решить разногласия? Что, серьезно? Это ниже меня, это мелочно, а я хочу смотреть только вперед и не оглядываться на все эти мелочи, которые заставляют чувствовать себя виновато, неловко, просто портят настроение.
И хоть где-то в глубине души я понимал, что это позиция не очень мудрого человека, но на звание оного я и не претендовал. Роли в нашей семье между братьями уже распределены, и всех это устраивало. Но в какой-то момент пришло осознание: необязательно быть мудрым, можно быть просто благодарным.
Мне было предельно некомфортно, но, по крайней мере, я чувствовал, что поступаю, может быть, почти в первый раз в жизни правильно.
В коридоре показалась Сидни, моя новая знакомая, я попытался улыбнуться ей, но понял, что милости от нее ждать не придется. Появился здесь, подобно урагану, нарушил покой, избил парня, который ей нравился, да и вообще кто в своем уме производит такое впечатление? Знакомство омрачилось и в итоге состоялось не самым радужным образом, поэтому я понял Сид сразу и решил, что не стоит как-то ее касаться на время моего нахождения в кампусе или его округе.
В принципе старался молчать, да и сказать мне было толком нечего, не считая дурацких смешливых комментариев, но все уже порядком устали от представлений. И только Бобби прокомментировал мое возвращение неумело иронично, и тогда я повел уголками губ в мимолетной улыбке, про себя отмечая, что у Уоллеса хорошие друзья, вероятно, он этого даже не знает.
Брат принялся в который раз хлопотать, в общем-то, на пустом месте, и я уже хотел ему об этом сказать: «Не нужно… Не…» – но все мои последующие «не» пропадали в его беспрерывном мельтешении, и я просто позволил ему в который раз позаботиться обо мне, при этом чувствуя себя неловко. В заглаживании моей вины это тоже не помогало, только напоминало, какая все-таки между нами разница – родными людьми, двумя яблоками с одного дерева. Только вот один наливной, только-только созревающий, а второй червивый и побитый о землю, продырявленный палками. Но в последнем виноват не кто иной, как я сам, и от этого еще дурнее.
Все что мне оставалось – это послушаться Уоллеса, промолчать и просто уснуть, не привлекая ничье внимание. Утром все будет по-другому. Я смогу убедить брата, что со мной и вправду все будет хорошо, что я не доставлю ему больше проблем, на этот раз серьезно, и покину его на какое-то время, чтобы продолжить свой путь по неизведанным тропинкам. Другого варианта нет. Механизм саморазрушения уже запущен, но он только мой и ничей больше, и единственное, что я могу полезного сделать, это не увлекать за собой никого больше в эту гребаную яму.
Легкие девичьи шаги послышались на пороге – Сидни принесла плед, который кинула в меня, и я криво его поймал, после чего медленно развернул, все еще лишний раз не поднимая глаз ни на кого из присутствующих.
– Спасибо, – еле слышно проговорил, пока устраивался в сымпровизированном спальнике, и не знал, как себя побыстрее уложить и заснуть, но спать на время отменилось, когда в комнате тишина сменилась легкими разговорами и вопросами Бобби. Уолли что-то отвечал через раз, а я лежа уткнулся взглядом в потолок, подложив ладонь под голову, а затем и вовсе отвернулся поближе к углу, словно старался слиться с мебелью.
Бобби вдруг заговорил про какую-то вечеринку, и я вскользь подумал, что Уолли точно не помешало бы на нее сходить. Я слушал это со стороны и в какой-то степени был рад за то, что у Уоллеса жизнь складывается по-другому. Наверное, это здорово: учиться в хорошем месте, общаться с интересными людьми, тусоваться с университетскими девчонками, бывать на ярких студенческих вечеринках. Иногда я даже завидовал ему, по крайней мере, часть с вечеринками мне бы точно пришлась по вкусу, но с другой стороны, желать не о чем. Я не желал о том, что ничего из этого не получил, просто накатила какая-то неизведанная тоска. Я не понимал ее природу. Может быть, просто временная вспышка дежурной грусти и меланхолии как следствие бурлящей жизни и событий, которые в ней происходили в последнее время. Пора было на секунду остановиться, отдышаться, только вот остановка эта кроме пустоты ничего пока не принесла. Пустоты и немного тоски о чем-то призрачном.
Тем не менее, я мысленно улыбнулся и прикрыл веки. А потом Бобби обратился ко мне с предложением присоединиться, а я даже не сразу среагировал. Немного погодя, повернулся, затем приподнялся на локтях и усталым взглядом посмотрел на парня.
– Не думаю, что это хорошая идея, но спасибо, чувак, – я протянул ему кулак, чтобы тот его отбил, но Бобби растерялся и не ответил мне. – Уже взбодрился, – ухмыльнулся и мельком глянул на Уолли, который сел на свою кровать и снимал с себя обувь, потому ничего не заметил. – Да и у меня там… дела, понимаешь, – тихо продолжил, смазав последние слова, и почесал затылок, не совсем понимая, что нужно придумать в данной ситуации. Не хотелось, чтобы Уолли вдруг стал опять беспокоиться и спрашивать про мои эти воображаемые дела. Он знал, что обычно они ничем хорошим не заканчивались. – Нужно в город, у моей девушки проблемы с ее парнем, – для Бобби это прозвучало настолько же устрашающе, как если бы он стал рассказывать мне что-нибудь из области информатики или робототехники – он просто кивнул, явно не понимая, в чем соль, если бы сказанное мною было правдой.
Но я вновь подумал про Сару, все-таки я должен навестить ее.
– А брат должен сходить. Не ты, так Сидни его заставит. Скажи ей, чтобы она тащила его силком, – подмигнув Бобби, я обратил внимание на то, как Уоллес закатил глаза, а я по-доброму рассмеялся.
– Да, кстати, Уолли, – я потянулся в карман затертых джинсов, достал оттуда купюры и протянул их брату, – возьми, они мне не нужны, – нужны, конечно, но не таким способом, – я сам разберусь. На, возьми, – Уолли противился и уже мотал головой, но отказов я не принимал, – возьми, говорю! Все хорошо, – помедлил, но все-таки взял деньги и убрал их в надежное место. Я пронаблюдал за ним, за его старательностью во всем, аккуратностью, и призадумался, словно представлял, что будет с ним через лет пять или десять. И тогда я понял, что с ним все будет хорошо, буду я или кто-то еще портить ему жизнь. Уоллес Киль со всем разберется, у него все схвачено.
– Этот парень станет знаменитым и богатым. Ну, может быть, просто богатым, – я указал пальцем на брата, обращаясь к Бобби, – помяни мое слово, – Уолли отмахнулся от меня в смущении, – нет, серьезно. Вот увидишь, брат. Ты нагнешь эту систему, – с некоторым воодушевлением и гордостью старшего брата я устремил на него свой взгляд и был похож на какого-то сентиментального дядю или нашего отца.
– Папа гордится тобой, ты знаешь, да? – жаль только, он этого не показывает, и я не понимал почему. Я знаю, что эта тема для Уолли не самая приятная, но порой думал, что желание Уоллеса во всем и всегда быть первым и лучшим играет с ним плохую шутку и заставляет требовать как от себя, так и от других слишком многого, превращая все это в самую настоящую паранойю. Тем самым я хотел его успокоить, напомнить о том, что он умница в нашей семье. Не я. – Он чертовски тобой гордится, брат, – Уолли кивнул, но всерьез будто не воспринял мои слова, считая, что я над ним издеваюсь или проявляю снисхождение, но все, что я сказал было чертовой правдой.
– Ладно, джентльмены. Думаю, достаточно на сегодня с вас моей трепотни. Если что. ищите меня на полу под кроватью, всегда к вашим услугам, – я подмигнул обоим и улегся наконец, накрывшись принесенным Сид пледом.
На следующее утро я проснулся рано. Слишком рано, чтобы застать все еще спящее царство. На улице едва начинало светать. Подумал, что лучше мне проститься без лишних слов, по-английски, возможно, но так лучше. В конце концов, не будить же мне всех (а по-другому не получится), чтобы просто сказать «пока». Пообещался отправить Уолли сообщение, как только найду хоть какую-нибудь зарядку для сдохшего телефона. Дальше дело немудреное – встал, собрал себя по оставшимся частям и тихонько вышел из комнаты, прокравшись к двери. Как только оказался в коридоре и пытался бесшумно щелкнуть дверью, за спиной послышался женский голос с хрипотцой спросонья.
– Сбегаешь? – это была Сидни. Я даже перепугался от неожиданности и инстинктивно схватился за сердце, когда резко обернулся и увидел ее серьезный вид с чашкой в руках.
– Зачем же так пугать! Да, то есть, нет. Просто ухожу, делать тут мне больше нечего, сама понимаешь. Да и вообще, извини, но это наши с ним семейные дела, – я произнес это без доли агрессии, даже подкрепил улыбкой, чтобы она не восприняла меня воинственно, но после вчерашнего для Сид это уже было почти невозможно. Она осмотрела меня подозрительно.
– Расслабься, ладно? Кстати, доброе утро и приятного… что у тебя там, – указал пальцем на ее кружку и уже хотел было пуститься вдоль по коридору ближе к выходу, как дверь с тихим скрипом отворилась, и на пороге показался сонный брат. Он тер глаза и с вопросом во взгляде смотрел на меня. Но вопрос этот тоже, скорее, присутствовал от общего состояния сонливости.
– Да вы когда-нибудь спите? – с иронией заметил я, но Уолли сразу спросил меня, куда это я собрался так рано, проигнорировав и присутствие Сид. В свою очередь, я положил руку к нему на плечо и попытался его успокоить и уложить обратно. – Я же говорю, дела. Серьезно, Уоллес, спи. Я напишу тебе. В этот раз без дураков, – поднял ладони оправдательно, – просто не хочу доставлять неудобства. Это уже слишком.